слегка выпуская рубашку, туго заправленную в брюки. Тогда я поняла, что великий труд составляет не только нажить такое достоинство, как барабан вместо живота, но и носить его, сохраняя при этом достоинство духа.
– Вы переехали из Манчестера? – спросил он, складывая пальцы в замок на столешницу.
– Из Лондона, сэр.
– Ах, да, Лондон… Ваш отец зарекомендовал себя как настоящий герой больничных комиксов. Мы испытываем к нему почёт и благосклонность. В наше время сложно угодить всем, а у него получалось не только прекрасно справляться со своими обязанностями, но также влюбить в себя каждого пациента. Я восхищаюсь им! Он ведь однажды оперировал мою тётю. Наверно, полгода в доме не было иных тем для разговора, кроме великого таланта и радушия Авраама Чандлера. Набожные люди говорят, не зря он носит имя великого пророка и царя детей иудеевых. Уверен, он и мухи не обидит!
Мистер Хопс раскатисто рассмеялся, а затем, снизив амплитуду смеха, вкрадчиво уставился на меня.
– Ведь он никогда не обижал тебя, Кэти?
Я рассеянно помотала головой.
– Нет, сэр.
Мистер Хопс пробежался глазенками по моему лицу. Я понимала, что проникновенная речь лишь предисловие к расположению. Он включил свой дар, помогающий хитростью выведать то, что его крайне интересует.
– Кэти, вам нравится в нашей школе?
– Да, сэр.
– Как думаете, нужно ли нам что-то менять в системе обучения или, например, разработать определённую модель поведения в стенах школы? Скажем, ужесточить требования к дисциплине? Или выявлять неравенство отношений среди одноклассников и наказывать таких учеников путем изгнания из школы?
– Нет, сэр, ваша система не требует новшеств.
Мистер Хопс с наслаждением провел по гладким блестящим щекам.
– Да, порой в жизни не обязательно что-то менять, достаточно только всегда оставаться приверженцем проверенных принципов. Значит, вы подружились с классом?
– Да, сэр.
– Честно, я был очень рад, если бы ваши ответы были не столь лаконичны.
Я снова кивнула.
– Ну хорошо, раз всё чудесно, в таком случае не смею больше задерживать дочь Авраама Чандлера!
Позволив обнажиться скромной улыбке, я попрощалась с директором, а он в ответ кивнул весьма доброжелательно, но с равнодушной усталостью, будто растерял свой интерес к моей персоне.
Я вышла из кабинета, посвященная в грустные мысли о Лео. Его приятные черты и добрый голос маячили в памяти, как частые листовки рекламы на столбах. Вопреки моим надеждам он не учился на Брюэри-роуд, ибо не повстречался мне в столовой, кабинетах или коридоре в часы общего перерыва. Опечаливаясь этим, я с усилием переключилась на трогательное письмо бедняги Л. Д. Ф..
Хорошо понимая, что без личного визита к особняку не узнать правды о Ньюмане и письмах, мой замысел был прост и последователен: я хотела успеть домой до возвращения отца, чтобы приготовить ему примирительный ужин, отвлекающий его внимание, а затем намеривалась