визитку незнакомой девушке из желания помочь?
– Осуждает у нас суд, Алла…
– Гурьевна, – услужливо подсказала она, прекрасно понимая, что Кравец запомнил ее редкое отчество и просто пытался сделать их общение менее официозным или, что гораздо хуже, старался унизить ее, отыграться за комитетские корочки.
– Так вот, Алла Гурьевна, я никого не пытаюсь подставлять. Мне, как и вам, важна правда!
– Что ж, надеюсь, так и есть, – пробормотала она себе под нос, но достаточно громко, чтобы следак ее услышал. – Могу я теперь поболтать с оперативником, который допрашивал Князева?
Нажимая на звонок, Мономах не переставая твердил про себя, что совершает ошибку. Ну кто просит его это делать? Полиция разберется! Но какое-то шестое чувство мешало Мономаху поверить в то, что Мартынюк будет слишком стараться. А вдруг опер и впрямь решил сделать из него главного подозреваемого? Он, разумеется, ничего не решает, все будет зависеть от следователя по делу, но мнение оперативника внесет свою лепту как пить дать! А в том, какое мнение Мартынюк составил о нем, Мономах не сомневался ни секунды: будь опер судьей, его уже везли бы в ИВС.
Мономах решил наведаться в съемную квартиру Яны Четыркиной не только в надежде снять с себя подозрение. Он ощущал ответственность, как будто какое-то его действие, предпринятое вовремя, могло все изменить и девушка осталась бы жива. Отчасти на эту мысль его натолкнул разговор с Гурновым. Приятель не пытался вызвать в нем угрызения совести – наоборот, надеялся облегчить бремя, но его попытки возымели обратный эффект. Мономаха мучил вопрос: зачем Яна приходила в больницу? Она получила временный пропуск в его отделение. Администраторша, видимо, не заметила, что он уже ушел, потому и выписала его. Если бы они встретились, что бы это изменило? Узнай Иван о том, что сейчас творит Мономах, схватился бы за голову!
– Так это вы мне звонили? – уточнила хозяйка, провожая его в квартиру. – Вы – друг Яны?
– Да… знакомый, – не слишком уверенно подтвердил он.
– Это хорошо.
– Почему?
– У меня создалось впечатление, что у бедной девочки никого нет – по крайней мере, здесь. Полицейский, который со мной беседовал, спрашивал, не знаю ли я кого-то из знакомых Яны, но я ничего не смогла сообщить. Наверное, вам стоит встретиться с этим полицейским? У меня записаны его данные…
– Я с ним разговаривал, – перебил женщину Мономах.
– Тогда зачем вы пришли?
– Вы же понимаете, что в полиции мне ничего не расскажут?
– Ах, ну да, конечно. Что вы хотели узнать?
– Кажется, у Яны были проблемы, – осторожно начал он.
– Неужели? – нахмурилась женщина. – Я мало что о ней знала, ведь мы общались только во время передачи денег за квартиру.
– Как давно вы сдавали ей квартиру?
– Меньше месяца. Я понятия не имела, что Яна беременна, ничего не было видно!
– Это имело значение?
– Честно говоря, я отказала бы ей, если б знала.
– Почему?
– Во-первых, не хотела жалоб от соседей по лестничной