поразилась Мейкпис.
Она успела увидеть Саймонда, когда тот спешился во дворе и бросил слуге поводья красивой серой кобылы. Лет девятнадцати на вид и роскошно одет в кружева и бархат небесного цвета. Очень привлекательный, с льдисто-светлыми волосами, всем своим видом олицетворявший элегантность истинного придворного, он казался редкой дорогой птицей, словно ледяные лебеди, которых мистрис Гоутли иногда делала для важных гостей. И совсем не походил на сэра Томаса, если не считать маленькой ямочки на подбородке. По правде сказать, Мейкпис очень впечатлило, что Джеймс находился на короткой ноге с таким экзотическим созданием.
Джеймс раздулся от тщеславия и уже хотел было сказать «да», но честность возобладала.
– Иногда, – нехотя выдавил он наконец. – Я был его компаньоном, когда он здесь рос, и время от времени мы бывали друзьями. Он подарил мне эту одежду и дорогие туфли, когда-то принадлежавшие ему. А еще он оставил мне на память это.
Джеймс откинул волосы, и Мейкпис увидела белый шрам, тянувшийся через левый висок у самых волос.
– Однажды мы охотились вместе верхом на красивых кобылах. Перепрыгнули через живую изгородь, и у меня получилось лучше, чем у него. Я это знал, и он знал это. И помрачнел, как грозовая туча. Я видел, как он смотрит на меня. И когда мы приблизились к следующей изгороди, подальше от посторонних взглядов, он перегнулся в мою сторону и ударил меня кнутом по лицу. Я пошатнулся, моя кобыла в изумлении остановилась, и я перелетел через ее голову прямо на изгородь.
Джеймс рассмеялся, похоже находя случившееся куда более забавным, чем Мейкпис.
– Но ты мог сломать шею! – воскликнула она.
– Я крепче, чем кажусь, – ответил Джеймс спокойно. – Но тогда получил урок. Пусть он кажется сотканным из молока и меда, но под ангельской внешностью скрываются гордость лорда и горячий нрав. Потом он признался, что я не оставил ему выбора. Что ему необходимо быть лучшим. Полагаю, в его устах это вполне может сойти за извинение.
Мейкпис так не считала. По ее мнению, это вовсе не было извинением.
– Он уехал в Оксфордский университет, и с тех пор сэр Мармадьюк успел представить его ко двору. Каждый раз, когда он возвращается, сначала ведет себя надменно и горделиво и вроде бы совсем меня не узнает. Но как только мы потолкуем с глазу на глаз, все становится прежним… на некоторое время.
Мейкпис ощутила укол ревности при мысли о том, что Джеймс доверительно беседует с кем-то другим. Но у нее не было никаких прав ревновать, и она это знала. Джеймс стал ее ближайшим другом и доверенным лицом на этом свете. Она доверяла ему больше, чем любому человеку, и все же до сих пор не рассказала о медведе. Чем больше времени проходило, тем сложнее было признаться Джеймсу, что она скрыла от него такую важную тайну. Спустя три месяца такое признание уже казалось невозможным. Мейкпис терзалась угрызениями совести, иногда немного грустила, словно опоздала на корабль и теперь навечно обречена застрять на пустынном берегу.
– Так