я вообще пожалел о том, что покинул церковь. Любопытство прожигало мои мысли. Погасло ли пламя? Да и не походило это на огонь в привычном смысле. Почему сейчас? Что спровоцировало инцидент? А самое главное: как его истол-кует церковь, и что грозит брату?
Слуга придерживал дверь авто, предлагая мне наконец-то занять место на заднем сидении. Несколько моих младших братьев, уже во всю шалили, передразнивая друг друга. Они и не обратили внимания на то, что кто-то потревожил их пространство. Скорее всего, они не поняли происходящего, радуясь тому, что их вывели из душного помещения. И правда, можно было бы поставить несколько кондицио-неров в столь посещаемое место. Неисповедимы пути господни.
Тяжело вздохнув и подперев голову рукой, я посвятил внимание церкви. Красивый, богато украшенный храм с эффектными крестами на золотых куполах. Самый обычный для нашей местности приход, который я вместе с семейством посещаю каждое воскресенье на протяжении шестнадцати лет. Странное дело, вся эта история дурно пахнет.
Дверь закрылась, и авто двинулось с места.
– У тебя лицо поехало, – смеялся один из младших, тыча в меня пальцем.
– Поехало! – поддерживал его второй, явно гнусавя.
Пришлось поправить накладку и распустить волосы, закрыв часть лица.
– Так лучше? – улыбался я им, поражаясь тому, что детишки даже не подумали испугаться или спросить, почему у их брата такое странное лицо. Наверное, просто считают меня уродом.
Ещё в раннем детстве я получил запрет на рассказ истории о происхождении моих увечий, о том, что уже испортило мне жизнь.
Я восьмой ребёнок и четвёртый сын своего отца, графа с богатым наследием. Род Де Круэлвей славился своими выходцами. Мои предки часто занимали высокие посты, становились учёными или политиче-скими деятелями. Только это по мужской части. С женщинами нам не везёт. Многие из прародительниц отметились в истории как умали-шённые, предсказательницы и прочие представительницы обществен-ного цирка.
Может это, а, быть может, что-то ещё послужило причиной трагедии моей жизни, но, когда я родился, Селеста, седьмой ребенок, очень меня невзлюбила. Думается, приревновала матушку к новому младенцу, тем более мальчику.
Не знаю, строила ли она козни, прежде чем решилась на подобное, но свои увечья я получил в достаточно нежном возрасте, когда Селеста дождалась отсутствия няни и запустила в комнату собак. Животные разорвали мне лицо, лишили двух пальцев, повредили кожу. Не знаю, как выжил.
Я не помнил произошедшего, да и узнал о нём только из рассказа Селесты, до сих пор косо на меня смотрящей. Конечно, я побежал к маме, пытаясь разоблачить ложь сестры, но получил наистрожайший выговор и запрет на распространение этой истории среди остальных.
Тогда я впервые столкнулся с несправедливостью этого мира. Несколько ночей проплакал в своей комнате, не понимая, почему сестра, пожелавшая мне смерти, осталась безнаказанной,