камере пронеслись вздохи и стоны разочарования: «Ох уж эта Азар со своим вечным пессимизмом!»
Неда громко шмыгнула носом, завертела головой под носовым платком, и все взоры сразу обратились к ней. Малышка проснулась!
Почти сразу она захныкала, и Азар, отложив носовой платок и взяв ее на руки, гордо предложила ей грудь.
– А кто сказал, что ее вообще заберут? – спросила вдруг Париса.
Париса сидела вблизи того угла, где занималась гимнастикой Фируза. Она была единственной подругой Фирузы в камере. Как объяснила она сокамерницам, они знали друг дружку еще со школы. Как и у Фирузы, на воле у Парисы остался ребенок – сын Омид; он жил теперь с ее родителями и младшей сестрой. Во время ареста она была беременна вторым. Париса знала, что Фируза – тавааб, однако продолжала с ней дружить и всегда за нее заступалась. «Я знала Фирузу еще на воле, – сказала она однажды, когда остальные принялись упрекать ее за это. – На самом деле она хороший человек. Просто слабая. Слишком слабая для тюрьмы».
Для Азар Париса тоже была старой знакомой. Они встретились на свадьбе Бехруза, младшего брата Исмаила – одном из последних для Исмаила и Азар семейных торжеств. Париса была сестрой невесты.
А что-то сейчас с Бехрузом и его женой Симин? Об этом Азар спросила Парису в первый же день, счастливая увидеть в этих мрачных стенах знакомое лицо. И узнала, что их тоже арестовали. Симин сидела здесь же, в другой камере; о Бехрузе известий не было. Бехруз – высокий, широкоплечий, с громким смехом и красиво очерченными высокими бровями… Что с ним стало?
– Я слышала, одной женщине разрешили держать ребенка при себе целый год, до самого освобождения! – добавила Париса. Глаза ее блестели; наверное, она надеялась, что и у нее, когда она родит, не станут отбирать сына или дочь.
Все изумленно повернулись к ней.
– Правда?
– Так мне рассказывали. Может быть, тебе и не придется отсылать ее домой, если сама не захочешь!
Радостные голоса наполнили камеру: все оживленно обсуждали такую возможность. Даже у Азар сверкнули глаза, и пришла надежда. Но она тут же напомнила себе: не поддавайся, не верь, тюрьма – не место для надежды.
– Неужто? На целый год?
– Да, и домой они вернулись вместе!
Азар взглянула на Неду. Крохотное существо с круглой головкой и бездонными черными глазами так уютно, так доверчиво прильнуло к ее груди, что все сомнения Азар рассеялись. Ее маленькой дочке с ней хорошо. Лучше всего на свете. Где же еще ей быть?
Крепче прижав дочку к себе и стараясь, чтобы голос не дрожал, Азар сказала:
– Что ж, я хотела бы, чтобы, пока есть возможность, она оставалась здесь.
Да, это тоже надежда – и что? Нельзя ведь совсем ни на что не надеяться!
– Как думаете, мне позволят?
Прошла еще неделя – а о Неде никто не вспоминал. От Сестер не было ни слуху, ни духу. Азар ощущала легкость, почти всесилие. Быть может, надеяться не так уж опасно? Быть может, ребенка