которое восприняло мир с врагом, с Германией, как предательство. Белое движение считало, что большевики продались немцам, и обратилось за помощью к союзникам.
Для России Первая мировая закончилась. Но после Брест-Литовска, 21 марта 1918 года, началось немецкое наступление на Западе.
«Генерал Людендорф, – писал британский военный министр Уинстон Черчилль. – приказал генералу Гофману, начальнику штаба немецких войск на Восточном фронте, перебросить миллион солдат и офицеров на Запад, 50 дивизий и пять тысяч орудий были сняты с русского фронта. Нас ждали ужасающие битвы 1918 года, повлекшие смерть или увечья почти двух миллионов британских, французских и германских солдат».
Немецкое наступление развивалось успешно. Германское командование было счастливо! Вот почему союзники обиделись на большевиков, заключивших сепаратный мир с немцами. Страны Антанты считали, что их солдаты умирают по вине большевиков, предавших товарищей по оружию. Большевики воспринимались как подручные германцев. Именно тогда возникло противостояние западного мира и Советской России.
Ленин и большевики преувеличивали роль и значение интервенции, формируя представление о западных странах как о злейших врагах советской власти. Это придавало масштабность победе большевиков: одно дело разгромить белые армии, другое – одолеть четырнадцать держав Антанты.
Впрочем, была еще одна причина ненавидеть Запад. Православный философ Георгий Петрович Федотов описывал настроения после Первой мировой, революции и Гражданской войны:
«Русское национальное чувство было уязвлено глубоким поражением, разделом, падением России и, не желая взять на себя ответственность, не имея мужества покаяния, стало искать виновника вне себя – на Западе».
Ненависть к Западу стала важнейшим мобилизующим лозунгом и элементом самозащиты – чтобы туда не ездили и не сравнивали уровень жизни.
После Гражданской войны противостояние продолжилось. Большевики считали своим первейшим долгом сокрушить правящие режимы в соседних и не соседних странах и совершить мировую революцию. Поддерживали радикальных социалистов деньгами и оружием. Говорили больше, чем делали, но им верили.
– Товарищи, зарубите себе на носу, что пролетарии Советского Союза находятся в осажденной крепости, – говорил в ноябре 1934 года член политбюро и формальный глава государства Михаил Иванович Калинин, – а в соответствии с этим и режим Советского Союза должен соответствовать крепостному режиму.
Русские блюда, язвительно писал один из руководителей Коминтерна Карл Радек, подаются в европейских ресторанах без острого соуса настоящей московской кухни. Конечно, этот соус слишком остер для буржуазного желудка, поскольку состоит из трех компонентов, без которых не может быть настоящего русского блюда, – революции, диктатуры пролетариата и правящей компартии…
Европа побаивалась такого соседа, держалась настороженно, пыталась окружить «санитарным кордоном»,