продемонстрировал. Так что эту свою задачу он выполнил, и выполнил неплохо.
Заключение. Данная работа Петра Петровича Орешкина производит двоякое впечатление. С одной стороны, он убежден, что славянские языки существовали со времен палеолита и даже пытается «прочитать» надписи палеолитической скульптуры, принимая за них названия частей тела. Более того, приступая к очередной дешифровке, Орешкин убежден, что в ее результате он найдет адекватное значение этой надписи на русском языке. Ни то, ни другое не только не входит в ткань современной науки, но резко противоречит ей. С другой стороны, собственные дешифровки Орешкина текстов на любом языке с профессиональной точки зрения крайне слабы; он показывает себя не только начинающим дешифровщиком, но лицом, которое делает максимальное количество промахов. Поэтому его вывод о возможности читать любые надписи по-русски совершенно не вытекает из его собственной эпиграфической деятельности, которая является только пустой бутафорией, декорацией его весьма сильного заявления.
Отсюда у нас напрашивается предположение, что почти маниакальная убежденность в существовании русского языка в глубине веков – результат его знакомства с гораздо более убедительными аргументами, чем предоставил он сам. А поскольку он решил по-новому прочитать буквенные египетские надписи, наиболее ранние в его дешифровках, во-первых, слоговым способом, и, во-вторых, знаками, близкими к рунице, можно предположить, что кто-то его познакомил именно с русскими надписями руницей и с их дешифровками, начиная с палеолита. Я убежден в том, что в спецхране Ватикана хранится огромное количество таких надписей, дающих совершенно иную трактовку всемирной истории, и именно для Орешкина кто-то организовал небольшую утечку информации.
Слово «палеолит» имеет для меня ключевое значение. Я помню, как в течение лет пяти свыкался с мыслью о том, что в палеолите была письменность, и ее языком был русский. Но я опирался на собственные дешифровки, и потому дело продвигалось медленно. Не исключаю, что П.П. Орешкин смог принять и прочувствовать эту идею за год, возможно даже, за полгода. Однако, воспроизвести хотя бы малый фрагмент из полученной информации в своих публикациях он не мог – тем самым он бы выдал своего информатора. Поэтому оставался только один путь, показать, что все древние письменности мира имели русское чтение. Возможно, что эту мысль информатор Орешкина передал ему на словах. Оставалось одно – прочитать эти тексты.
И Орешкин прочитал. Человеком, судя по его новациям, он был незаурядным, и если бы у него был опыт эпиграфического чтения, он бы действительно смог совершить чудо – безукоризненно или хотя бы хорошо прочитать надписи, относимые к двум-трем древним языкам по-русски. Но в том-то и дело, что кроме возникшего у него огромного прилива сил, кроме бешеного темперамента, у него не было базовых знаний. На амбразуру с пулеметом он бросился безоружным, закрыл ее своим телом и… стал очередной порцией пушечного мяса. Судя по отсутствию резонанса на его