распоряжение, и у нас есть время, чтобы ты выслушал меня. Так слушай же:
– Началось всё два года назад в заоблачной, высшей сфере круговорота вечности. Хумай, дочь Солнца и небесного царя Самрау, упросила того отпустить её на землю. Её отец, Самрау, любит своих дочерей, и он отдал Хумай на двенадцать лет долину Агидели со всеми её притоками. И она спустилась на эту землю, и её волшебный свет пронизал эту страну, и для реки это – высшее благодеяние. Два года уже здесь всё расцветает красотой и благодатью и ты, хан, конечно же, заметил это.
– Да. И я видел её во сне, золотую птицу.
– Это один из её обликов. Но, если бы ты увидел её в облике прекрасной девушки, то это было бы настоящей, сказочной удачей для тебя и ты, хан, до конца своих дней был бы одарён способностью видеть перед собой путь счастья. Но образ птицы и её пение – это тоже очень хороший знак, не каждому доступный.
– Разве не ты, Мать Басаат, явила мне тот сон?
– Нет, конечно. Я лишь привела тебя сюда, на вершину Кунгак-тау. Слушай дальше, хан:
– Хумай – существо мира, добра и счастья. Она не может быть там, где идёт война и льётся кровь. На юге, в Большой Степи, уже много лет полыхает война, и она вот-вот может хлынуть сюда, и тогда Хумай навсегда оставит эту землю. И вся краса, расцветшая её сиянием, будет уничтожена и выжжена войной. Тэнгри, наделяющий жизнью, слышит песнь дочери Солнца и Самрау, небесного владыки и, чтобы Хумай могла остаться здесь, даёт нам возможность уберечь эту страну от войны, являя знаки.
– Нам грозит война, Мать Басаат?
– Да. Разве этим летом ты не видел по ночам особенно много зарниц на юге? И ни разу тучам не удалось скрыть нас от кровавого сияния Аташ-Бахрама, звезды бога войны. В день солнцестояния стая журавлей пролетела с юга на север, крича пронзительно, словно они спасались от гибели. А полная луна в ту ночь была красной, как свежая кровь. Было ещё много знаков – это сам Тэнгри разговаривает с нами, мы лишь должны видеть всё. И это он, когда я стояла в потоке своей реки, сказал мне, что я должна подняться сюда, на эту вершину, и привести тебя. Здесь он скажет нам. А теперь, башняк, мы будем сидеть с тобой и ждать. И не говори ни слова – всё, слова больше не нужны…
Белес, привязав лошадей к деревьям, остался возле них и теперь сидел на траве, разглядывая всё вокруг. Он ни слова не слышал из разговора хана и той женщины, но знал, что всё это очень важно. Похоже, что они долго пробудут здесь.
Басаат, Хранительница Агидели и Алтузак, хан балабашняков, сидели, глядя на раскинувшиеся внизу бескрайние просторы. Прошло много времени: трудно сказать, сколько – солнца не было видно. Сперва было неудобно сидеть в одной позе, но постепенно Алтузаком овладели покой и странная отрешённость, и прилив сил, наполняющих его с каждым вдохом. Хмурое небо сливалось с равниной и с горами рваными клочьями, свисающими от облаков, и всё это создавало волшебный, совершенно неземной вид, заставивший Алтузака забыть о времени. Вот вдали сверкнули, подряд друг за другом, три молнии, с каждой новой вспышкой всё ближе и ближе; и вслед – раскаты