какая наглая и бесстыжая! Я только что при Луизе и Шуре, а также Натэлле Ивановне достала её из твоей тумбочки!
– Я нашла эту затрепашку в умывальнике, Роза Викторовна, – бросила Диана, с дерзким вызовом.
– Та-ак, – протянула она. – Луиза, позови Шуру Брыкину, я кому говорю? – как бы Дубинина была сейчас не покладиста перед воспитателями, однако она тоже чтила не писаные правила детдома. Поэтому Кротовой пришлось повысить тон, чтобы упредить не послушание воспитанницы, и которая под угрозой наказания поплелась из спальни искать Брыкину.
«Значит, тут Шуры не было?» – между тем подумала Диана.
Пятиклассница Шура Брыкина, с рыжей чёлкой и обильными под глазами веснушками, робко вошла в чужую спальню. А следом за ней пожаловал директор Марусьев, плотный, несколько грузноватый, с выступавшим брюшком, бросив свои казённые дела.
– Нашли уже виновницу, Роза Викторовна?
– Да, Александр Александрович, вы как в воду глядели, Крестова… И вот стоит и нагло отпирается, голову нам морочит…
– Очень отвратительно с её стороны. Ведите Крестову и Брыкину в мой кабинет, – приказал решительно он.
В кабинете, загромождённом книжными шкафами, диваном и двумя канцелярскими столами, поставленными посередине буквой «Т», с застеленным дорогим ковром паркетным полом, было тихо и уединённо. Со стены, за спиной директора, высоко смотрело портретное изображение основателя учреждений для детей-сирот – Антона Макаренко, который, казалось, невольно думал о не всех воплощённых его педагогических мерах воздействия на непокорных и непослушных детей. «Не дали, не дали довести до ума педагогическую практику, хоть ты, Сан Саныч, что-то сделай. Но сумеешь ли, как я?» – кажется, говорил директору корифей педагогической мысли. Хотя сейчас ему было не до этого.
Шуру и Диану директор Марусьев усадил на диван, а сам оседлал перед ними мягкий стул. Кротовой он предложил сесть где-то позади себя, хотя в душе желал, чтобы беседа с воспитанницами состоялась исключительно наедине. Так бы он и сделал, если бы между ними не было личного нюанса отношений…
– Крестова, тебе известно, в кого ты превращаешься? – спросил Марусьев.
– Нет, в этом вся беда Александр Александрович. Диана думает, что мы к ней несправедливы, – вмешалась Кротова, на которую директор слегка недобро покосился. – А ещё она считает, что ничем не хуже нас с вами.
– Что-о? Это правда, Крестова? А может, дело в том, что мешаем привыкать к воровству, не так ли, Крестова?
– Мне известно одно: я расту! А когда выросту, буду не хуже вас. Нет, даже лучше, потому что я знаю цену обидам и унижениям. А вы этого не знаете, и я всегда у вас в чём-то виновата. А это совсем не так, – отрезала она. – А вашу книгу я нашла в умывальнике и не успела объявить о находке, потому что… – тут она запнулась, ведь не хотелось говорить о тайном приходе к ней матери. Но и этого было достаточно, чтобы почувствовать в душе