театрально проговорил Андрей. – Пусть бедный прах мой тут же похоронят. Не тут, а дале, где-нибудь Там, у дверей, у самого порога, чтоб камня моего могли коснуться вы прикосновеньем нежным ноги или одежды.
– А, может, ты помолчишь? – Татьяна нервничала.
– Я замолчу, – продолжал Андрей. – Лишь не гоните прочь того, кому ваш вид всему отрада. Я не питаю дерзостных надежд, но видеть вас должен я, когда на жизнь я обречен.
– Завтра в институте и увидимся, – Татьяна повернулась к окну.
– А телефончик вы мне не дадите? – наседал Андрей.
– Я телефонов не даю! – ответила Татьяна и подскочила навстречу, выходившей из комнаты девчонке. – Наконец-то. А то меня тут Пушкиным задолбали.
– Чего они хотели? – спросила девчонка у Татьяны, застегивая на ходу сумку.
– Телефончик просили.
– И ты дала?
– Вот еще! – вспыхнула Татьяна и вместе с подружкой начала спускать по лестнице.
– Увы! – разочарованно произнес Андрей. – Горячие признания не растопили ее ледяное сердце.
– Как она тебя отбрила! – восхищенно произнес Глеб.
– Ну и что! – Андрей тряхнул головой. – Не такие крепости брали. И эту возьмем!
– Зачем она тебе?
– Из принципа.
– Слушай, – спросил Глеб, когда они спускались по лестнице. – А ты откуда Пушкина знаешь?
– А ты откуда знаешь, что это Пушкин? – ответил вопросом на вопрос Андрей.
– Читал, – Глеб пожал плечами.
– И я читал.
Спустились вниз. Пожали друг другу руки.
– Завтра на первую пару? – спросил Андрей, задержавшись у выхода.
– Ага. Первым Петровича поставили. А его не пропустишь.
– Ну, тогда до завтра, – Андрей вышел на улицу.
Глеб постоял немного, подошел к вахте, посмотрел почту. Писем не было, и он поднялся к себе в комнату.
***
Сидеть на занятиях было скучно. Тем более что и первой и второй парой поставили Петровича. Окунаясь в глубины науки, он что-то усердно объяснял сам себе. Никто его не слушал, все были сосредоточены на мысли, что после этой пары смогут пойти в столовую, а потом можно смыться с остальных лекций. Петровича не воспринимали серьезно. Увлеченный своей наукой, он сохранил детскую наивность и вместе с тем приобрел странную привычку к выполнению всяких указаний и правил. К отсутствующим он относился сносно, но по своей наивности или из ехидства не забывал сообщать об этом в деканат. Декан был суровым, несговорчивым человеком и каждый прогул был чреват непредсказуемыми последствиями. Опасаясь этих последствий, студенты неохотно высиживали на парах, слушая болтовню Петровича, поглядывая на часы в ожидании, когда это все закончится.
– Петр Петрович, – не выдержал Андрей. – Отпустите нас, пожалуйста, в столовую.
Андрей ходил у Петровича в любимчиках, и такая фраза из его уст была воспринята преподавателем довольно спокойно.
– Что? – переспросил Петрович, отрываясь от своих формул.
– Очень кушать хочется, – повторил Андрей.
– А как же