даже к лучшему, что амфетаминов в ближайшей аптеке мне не дадут.
С другой стороны, думаю я, можно же выработать свои в организме – прямо сейчас.
В этот момент мне еще кажется, что я шучу.
«Тыдыц!» – говорит сердце с такой готовностью, словно все эти годы только и ждало команды, и начинает колотиться в ритме, скажем так, отчасти приближенном к моим представлениям о должном, миллион ударов в секунду, продолжительность которой столь исчезающе мала, что можно сказать, никакой секунды нет вовсе, поэтому получаем миллион сердечных ударов в одно никогда, и это уже хоть немного похоже на правду.
И тогда я думаю, что огонь в этом мире всегда приходит снизу и сверху одновременно, а не с какой-то одной стороны, и веселое рыжее пламя лижет мне пятки, а синее, способное испепелить все, чего нет, пляшет на голове, и это тоже похоже на правду.
Жизнь налаживается, думаю я, а потом ничего больше не думаю – если кто пробовал думать со скоростью миллион мыслей в секунду, которая равна одному «никогда», тот поймет, почему.
А потом я все-таки каким-то образом прихожу домой, и начинается гроза.
Ни просьба о помощи, ни согласие принять предложенную помощь никогда не являются согласием терпеть унижения.
Говорить «нет» в ответ на любую просьбу, которую вы не можете или не хотите выполнять – нормально. Никто не должен расплачиваться за ваше неумение говорить «нет».
Не предлагать помощь, не располагая необходимым для этого ресурсом – нормально. Никто не должен расплачиваться за ваше необдуманное предложение помочь, за которым не стоит ничего кроме так называемого «хорошего воспитания» и так называемого «доброго сердца».
Но если уж вы сказали «да» в ответ на просьбу, или сами предложили помощь и получили согласие ее принять, обращайтесь с человеком, которому помогаете, на равных.
На равных, и только так. А не то проснетесь однажды в пасти Люцифера, который скучным голосом скажет: «О, еще один предавший доверившихся. Расплодилось же вас! Что станется с моей талией?»
Потому что унизить того, кому помогаете, означает предать его доверие.
Мне приходилось видеть довольно много страшных вещей, которые происходят с людьми. Но весь этот опыт пошел мне на пользу. И только одно пошло мне во вред: вынужденная необходимость наблюдать, как на твоих глазах нормальный хороший человек, только что бывший более-менее близким, превращается в чудовище, готовое растоптать тебя за собственный страх, собственную слабость, собственное неумение сказать «нет», собственное «хорошее воспитание».
Потом пройдет время, и на месте звериной хари снова отрастет человеческое лицо, но веры ему уже нет. И не будет никогда. Это обрекает на одиночество. Не потому даже, что не хочется еще раз оказаться в позиции, которая традиционно считается слабой, а вот просто чтобы больше никогда не видеть таких превращений. Они оставляют в моем сердце прорехи недоверия и ненависти.
А оставаться в одиночестве