дороги. Фактически это канава, заваленная разным дерьмом, из которой легко смыться. До теплотрассы идем вместе. Потом тебе на юг, мне на север. Ночь, учти, недолгая, до рассвета часа четыре. Попадемся немцам – хреново. Попадемся повстанцам – тоже ничего хорошего. Не любят они нашего брата – они англичан любят, французов, американцев, свое родное правительство Миколайчика, которое сунуло их в это дерьмо. И при этом считают, будто мы им чем-то обязаны. Советский Союз – это зло, но он обязан им помогать. А с каких, простите, борщей?
– Да все понятно, – махнул рукой Ломакин. – Миколайчик решает свои проблемы, отправляя на смерть собственных соотечественников. Но им разве объяснишь? Красная армия стоит, любуется, как фрицы топят восстание в крови, – значит, Красная армия такая же фашистская. А то, что мы людей теряем миллионами, что воевать нечем, обозы непонятно где, – их не волнует. Злые они на нас. И на своих же – из ПКНО, Армии Людовой – чертовски злые… А мне придется вести с ними переговоры, – криво усмехнулся Ломакин, – проявлять дипломатическую чуткость и изворотливость, так сказать. Ладно, Михаил, отдохнули, и будет, пора выходить…
К ночи оборвались обстрелы и погромы мирных кварталов. Над польской столицей висела какая-то неустойчивая тишина. Люди перебегали по каменному путепроводу, ныряли в мешанину труб и бетона.
– Ну все, прощаться не будем, – прошептал Каляжный, приседая на корточки, – а то дурная примета, говорят. Пока, Алексей, скоро встретимся. Удачи, мужики…
Первая группа уходила на север, терялась за изгибами теплотрассы. Ломакин нервно курил в рукав, провожая их глазами. Его люди рассредоточились рядом, настороженно водили головами. В этом городе никому нельзя доверять. Любая встреча могла закончиться непредсказуемо. Поколебавшись, он начал стаскивать с себя форму немецкого майора – это явно красная тряпка для быка, извлек из вещмешка свою гражданскую одежду, а обмундирование ногами утрамбовал под камни. Остальные терпеливо ждали, пока он наиграется в свои «маскарады».
– Ну и что мы тут предстали, как в цирке? – недовольно спросил Ломакин, завершив преображение. – Снимайте свои фашистские повязки – пусть гадают, кто мы такие. Замятин, в головной дозор! Ложкин, будешь прикрывать нашу ходьбу! Пан Пшиговский, пан Заремба, почему приуныли, братцы? Радоваться надо – вон какой путь проделали. Готовы к новым прогулкам?
– Рацию сами потащите, товарищ капитан? – полюбопытствовал Замятин.
– Сам потащу, – вздохнул Ломакин.
Глава третья
Улица Маршаллова начиналась в ста метрах от реки и тянулась до района Воля. Кто контролировал ее на всем протяжении, неизвестно. Но в окрестностях Вислы это были немцы. Группа потеряла минут десять – успели нырнуть всем скопом в воронку от снаряда. По расчищенной бульдозером мостовой шла немецкая колонна. Ревели натруженные моторы, лязгала бронированная сталь. Протащились две пыльные «Пантеры», раскатывая в лепешку огрызки