число преступлений. Здесь же преступлений недостаточно. Вот только этого нам не хватает».
А потом натужно смеялся.
Стамбул не развивался органично, подобно европейским городам. Словно в Нью-Йорке, здесь жили вперемешку такие разные люди – богатые, бедные, изысканные и невежественные. В Стамбуле, так же как и в Нью-Йорке, который они с Айсель посещали ежегодно, с каждым годом увеличивалось число индо-китайских ресторанов – «Нобу», «Чайна гриль», «Аквавит», «Асья де Палм»…
А за счет большого количества африканских мигрантов город изрядно почернел.
В этом динамичном, полном возможностей мегаполисе Профессор был одним из самых успешных, самых уважаемых, самых образованных и самых утонченных людей. Он не сорил деньгами, подобно пошлым толстосумам, много читал, ходил на выставки; каждый год во время Стамбульского фестиваля посещал концерты в Церкви Святой Ирины и в Амфитеатре – один восхитительнее другого. От Берлинской филармонии до Паваротти, The Manhattan Transfer и Ника Кэйва.
По утрам он обожал просыпаться под флейту Жан-Пьера Рампаля. А потом под звуки этой волшебной музыки плавать в крытом бассейне, расположенном на нижнем этаже дома. Айсель тоже нравилась классическая музыка, казалось, она разделяет пристрастия мужа. Однако популярной музыке не было места в их повседневной жизни. Ирфана слегка воротило от ночных клубов на Этилере, заполненных певцами-трансвеститами и геями, но в то же время эта причудливая восточно-западная какофония будоражила его чувства. Живя на Востоке, будучи восточным человеком, он старался оставаться европейцем, сохраняя вокруг себя пространство западной культуры. Но он не был снобом и не чурался культуры низов…
В минувшем году на вечеринке по случаю его дня рождения Ирфану открыли одно злачное местечко – мол, главное, «чтобы было весело!» (В последнее время понятия «место» и «удовольствие» определяли статус людей.) Там наряженный в нечто среднее между женским и мужским одеянием дородный гей-певец (их уже не называли, как раньше, гомиками) прохаживался между столами, за которыми выпивали посетители. Наклоняясь к ним, он толкал каждого животом, заставляя встать. Скоро почти все женщины забрались на столы и под восточные ритмы барабана принялись вилять бедрами, трясти животами и грудями. Сидящие за столами мужчины наблюдали – и не могли отвести глаз от выставленных напоказ соблазнительных ножек в длинных разрезах платьев.
Ирфан созерцал вспотевший, раскрасневшийся от танца живот Айсель и думал, что все это – один из видов катарсиса.
Таким образом происходит разрядка сексуальной энергии общества, это своего рода ритуал очищения. В повседневной жизни большинство мужчин скандалят со своими женами по поводу их слишком откровенной одежды, а вот здесь им очень нравится, как их полуголые жены танцуют чувственные танцы с чужими мужчинами. Он вспомнил одно выражение Никоса Казанзакиса. В своей автобиографии «Письма к Эль-Греко» Казанзакис говорит: «Свет Елены – святость, а Ионии –