В художественной литературе, когда персонаж катится по наклонной, в сюжете есть момент, когда главный герой вдруг понимает, что происходит. Тут у всех с глаз пелена спадает, все вдруг в курсе, и начинается исцеление. Но одна из нерешаемых проблем с Робом заключается в том, что во всех трудных ситуациях, включая эту, он умеет показать, что-де он все прекрасно осознает всю трудность своего положения и прекрасно понимает, как вы его видите, и разговаривает с тобой об этом он совершенно честно и открыто, и даже предвидит все твои хорошие мысли и добрые советы – вот прямо как со мной в тот вечер у него дома. И на самом деле вот это вот самоосознание ситуацию только ухудшает, потому что подрывает надежду на то, что он внезапно поймет.
А что он должен понять, если он и так уже все прекрасно знает?
Можешь ли ты сказать, что окружающие за тебя волновались?
«О да. Окружающие волновались. Поэтому вмешались, отправили меня в клинику и тем спасли мне жизнь».
Через пару дней после моего визита в Лос-Анджелес должны были заехать его менеджеры, Тим Кларк и Дэвид Энтховен. Они сообщили Робу, что есть разговор. Он сразу понял, что имеется в виду. Он уже почти ополоумел, но дураком не был. «Я уже лежал в рехабе, и знал, что там так скучно, что мозги высыхают. Это было последнее место, где мне хотелось бы оказаться. Также это означало, что моя зависимость закончится, а я уже втянулся очень сильно».
Но при этом он знал.
Тим и Дэвид запланировали приезд на среду, так что в понедельник Роб оторвался по полной. Он так рассчитал: во вторник приду в себя, в среду я лицом к лицу с ними и их претензиями.
Но во вторник, когда он лежал на софе, приходя в себя, он услышал открывающуюся внизу дверь и громкие голоса, которые все приближались.
«И как только я услышал их голоса, я подумал: все, игра проиграна, меня кладут в рехаб», – говорит он.
«Роберт, вы сейчас выглядите как кусок говна…», начал Дэвид, но Роб прервал его. Ему не нужно было слушать всякие доводы, аргументы и убеждения. Эту часть он мог пропустить.
«Да можешь не говорить… Дейв, епты, я лягу в клинику, не дави, – остановил его Роб. – Лягу, лягу… ложусь».
Они сообщили, что его ждет частный самолет. На улице – машина. «Думаю, они ожидали, что я буду спорить», – говорит он.
А ты знал, что кто-то вмешается?
«Вмешательство или смерть, ага».
Ну ты все-таки почувствовал какое-то облегчение, когда кто-то вмешался?
«Раздражение почувствовал. Очень-очень сильное – от того, что я довел себя до такого состояния, что нужно вот туда ехать и такие вещи делать. Но, опять-таки, я не хотел, а ноги сами несли меня в машину, которая меня отвезла к самолету, который доставил меня в рехаб. Ну и вот сижу я в этом самолете, который несет меня в Аризону, и колочу ногами по сидению впереди меня, от злости на то, что я опять в таком же положении – ну просто поверить не могу! Я это все, сука, ненавидел просто. Все ненавидел».
Что бы случилось, если б ты не поехал?
«Меня бы сейчас в живых не было. Точно. Умер бы, нах».
От чего?
«От передоза. Причем