рабочих к революционной деятельности, однако в другом месте статьи противоречиво замечается: «Отрешенность от земного на деле выливалась в несправедливость и произвол, которые надо было просто молча терпеть»[107]. Таким образом, О. А. Кононова пишет, с одной стороны, что Зубатов инициировал дискуссии в среде рабочих, побуждал бороться за свои трудовые права, а с другой – что Зубатов, используя Церковь как инструмент, призывал их к терпению и бездеятельности. В статье 2016 г. О. А. Кононова, отмечая, что в юности С. В. Зубатов не состоял ни в одном кружке последователей «Народной воли», а также не сочувствовал программе организации[108], выражает удивление «быстротой», с которой он принимает предложение начальника Московского охранного отделения Н. С. Бердяева об агентурной деятельности. Оценивая моральную нечистоплотность Зубатова, исследовательница пишет: «…надо иметь достаточные моральные основания (или их отсутствие), чтобы обрекать людей на каторгу из своего ближайшего окружения»[109]. Сразу после этого суждения следует цитата известного, но не подтверждающегося другими источниками свидетельства М. Р. Гоца о том, что в юности Зубатов, в целях воспитания воли, задался целью совершить «гадости, о которых в печати даже и говорить неудобно»[110]. Вызывает недоумение, почему автор статьи называет аморальным желание будущего начальника Московского охранного отделения бороться с революционерами, многие из которых уже в 1880-е гг. вступили на путь уголовных преступлений. Неясно и то, почему люди, с которыми общался в юности Зубатов, не разделяя их убеждений, называются «его ближайшим окружением»[111]. Властный характер Зубатова также отождествляется О. А. Кононовой с аморальностью[112].
Вопрос личной религиозности начальника полиции решается исследовательницей упрощенно и противоречиво. Мысль Зубатова о демократичном характере христианства (речь идет о том, что в перспективе Страшного Суда не имеет значения уровень доходов или происхождение, любые другие преимущества) безапелляционно отвергается О. А. Кононовой как демагогия. «В России не власть “вдохновлялась” христианской религией, а религия и церковь “вдохновлялись” указаниями властей»[113], – поправляет С. В. Зубатова О. А. Кононова. Не будем спорить с последним утверждением, однако отметим, что из текста всё же непонятно, на основании чего Зубатову отказывается в праве придерживаться мнения о демократичности христианства. Да и тезисы о Зубатове как беспринципном и безнравственном мудром политике опровергаются кратковременностью его пребывания как во главе Московского охранного отделения, так и во главе Особого отдела. Конфликты с Д. Ф. Треповым, настороженное отношение министров Сипягина, Плеве, Витте, директоров Департамента полиции рисуют совсем другой образ Зубатова, не укладывающийся в рамки подобных утверждений: «Сергей Васильевич понял, что тактику надо подкорректировать, иначе не сносить головы»[114]. Человек,