молока стало мало. Больно было видеть, как натягивает она веревку и тянется к горам, жадно раздувая ноздри. «Ме-э», – грустно жаловалась она».
Итальянская церковь. Даже сицилийская. В самом конце длинной прямой дороги. По обеим сторонам дороги поля. А в полях поденщики за работой. Когда начинается сцена, звонят колокола, двери церкви распахиваются, и выходят новобрачные. Сыплется рис. Летят букеты. Смех. Поцелуи.
Новобрачные садятся в большой автомобиль – и вот он уже едет на скорости человека, идущего под полуденным солнцем, вдоль полей. Поденщики поднимают головы. Некоторые здороваются. Другие пользуются случаем, чтобы утереть лицо, выпить глоток воды или вина. Чета улыбается, посылает воздушные поцелуи, а она еще бросает лепестки. Внезапно поодаль, среди колосьев, очень красивое лицо молодой светловолосой женщины оборачивается к машине. Она смотрит на новобрачного, а новобрачный на нее. Это неописуемый взгляд. Огонь. Конец света.
И зритель понимает одновременно с ним.
Что это она.
Девушка с полей.
Любовь его жизни.
Преподаватель, который вел во втором классе факультатив по кино, куда я ходила, улыбнулся, читая придуманный мной сценарий короткометражки, и, сделав несколько замечаний, заключил: Эмма, вы путаете любовь и желание; он классифицировал меня как трагика. Класс засмеялся. Я покраснела.
Но я всегда верила в молнию.
Я прихожу туда почти каждый полдень, и почти каждый полдень он там. С друзьями, коллегами из офиса – не знаю. Иногда один – все чаще, по правде сказать. Он садится теперь так, чтобы можно было наблюдать за мной, пока я обедаю у стойки. От его ямочек на лице чудится улыбка, даже когда он не улыбается.
Наши взгляды все время встречаются, сталкиваются, схлестываются.
Его – пронзают меня порой, и это ощущение волнует, сбивая с дыхания.
Мои – ласкают, ищут нежности и соли на его коже.
Мы еще не смеем приблизиться друг к другу.
Когда он смотрит на меня, я слышу свое сердце, как слышала сердца моих детей на эхографии, это неотвязный звук, барабанный бой, перекрывающий все, грозный и радостный одновременно.
Он смотрит на меня, и мне кажется, что нет больше моего изуродованного беременностями живота, исчезли растяжки; мне кажется, что нет больше первых седых волос, морщинок, кругов под глазами, подозрительного цвета родинок, а есть идеальная кожа, чистая, новенькая и нагая, совершенно нагая, мне кажется, что я снова стала девушкой лет шестнадцати, девушкой, да, в том возрасте, когда еще не боишься прыжка в пустоту, потому что веришь, еще на несколько лет веришь в удачу, в ангелов и в любовь.
Он смотрит на меня, и я стою, нагая, посреди мира.
Покидая пивную, я чувствую его глаза у себя на шее, на спине, на пояснице. Два раскаленных уголька ложатся на мое тело по мере его желания, два ожога медленно пожирают меня еще долго, когда я возвращаюсь домой, когда целую детей, когда ложусь рядом с мужем.
И в ночной тишине я спрашиваю себя, какими будут его первые слова.
Мне