дамского белья.
Ещё, конечно же, прыщи
и муть небытия,
под корку времени клещи
ползут из-под былья:
чудак косматый с фонарём:
"Ау! Е кто живой?"
и оборзевший постовой,
и кошки под дождём.
А если взять, перевести
с кириллицы в латынь,
столбцов отвалятся хвосты
и где там будешь
–"ты"?
Там от тебя – одно пятно,
засохший таракан,
заляпанное снов окно
и порванный баян.
Sioux
Над дорогами осени стелется пряный дым.
Трубка мира раскурена и поплыла по кругу.
Облаков племена, хорохорясь, летят – на ты!
Разноцветные полчища, с диких окраин юга.
Наступают на север. Мутные бельма дней
стекленеют, и кляксами растекаясь,
закружился пó небу табор, театр теней -
заметался подстреленный, солнца безумный заяц.
Сердце моё! растаможенное весной,
где-то в Берлине, штемпель ещё не высох,
стынет на пристани – перед ковчегом. Ной
носится взад и вперёд
корабельной крысой.
Сборы последние перед потопом. Дождь.
Войско распущено. Город – как на ладони.
Сдался без боя. Спившийся, спит Гаврош
в астры
сентябрьской
выдохшемся бутоне.
Земля наощупь
Зелёный, пьяный март
упал в апрель.
Май – выгорел.
Июнь – дорожкой пепла
весны втянул палёный белый мел,
окуклился и помер незаметно.
В календаре – нет поля для чудес,
и не отмечено такое время года,
когда, с похмелья будто, мир облез,
и мается и стонет, как при родах.
Неряшливый, закутался в пальто.
На теле голом – дыры и ожоги.
Ни молоко не лезет, ни вино,
и сон не прячет больше от тревоги.
Всё тоньше лёд.
Всё тяжелей вода
наваливается – на льда покрышку,
и пузыри срываются со дна,
в тугие небеса наметив с вышки.
Икарусы плывут вдоль ржавых трав,
и новорожденных и мёртвых – вперемешку,
берёзы – карлики качают на ветрах
в устах серебряных недобрую усмешку.
В домах растрескавшихся
окна все – в пыли.
По валунам рассыпал кто-то руны.
На волоске подвешенные дни
гудят как перетянутые струны.
На пустырях жгут мусор.
(Жарят снег?)
Прохожие – в тяжёлое одеты
и долгим взглядом липнут из-под век.
Все на лицо – осенние приметы.
А где-то -
сорокпять в тени, и дождь!
Кусает жадно, до засоса. Тёплый!
Пока мы здесь – всё остальное ложь.
Земля наощупь оказалась плоской.
Мутабор
Бродит цаплей в болотах печали
грустный жэнщин с невнятным лицом,
будто вылеплена к Биеннале
арт-субьектом