горела тусклая лампочка. – Как ты живешь без телефона?
– Живу, милок, уже давно. Тут раньше линия проходила. Но потом вона перестала работать.
Хома с друзьями переглянулись. История выглядит до ужаса неправдоподобно.
– Бабушка, а у соседей есть телефон? – спросил Панчинков.
– Где ты тут заметил соседей? – мрачно буркнул Хома. – Дом-то один.
Бабка посмотрела на Хомского, ее старые зубы обнажились в улыбке.
– Он верно говорит. Соседей нету, милки. Одна я живу тута.
– Ёкарный бабай, – выругался Панчинков. – Че делать будем, пацаны?
– Пошли обратно к машине, – предложил Хомский, с готовностью поднимаясь на ноги.
Голыщенко встал с лавки у стены.
– Погодите, соколики, – сказала бабка. – Скоро уже рассветет. Оставайтесь, поспите пару часов. Глянь, как вы уморились, у вас на лицах усе написано.
– Ты че, бабуля, – покачал головой Панчинков. – Некогда нам.
– А у меня водочка есть, огурчики с погреба, – сказала бабка, глянув на него с хитрой улыбкой. – Корову вчерась зарезала, у меня теперь отбивные жареные в печке с гречневой кашей.
Она посмотрела на каждого по очереди.
– Оставайтесь, поешьте по-человечьи. Куда вы попретесь на ночь глядя-то? Мне и неловко как-то, у меня так давно не было гостей. Все собака одна, я скоро так одичаю, и сама буду как собака.
Программисты переглянулись.
– Кстати, а что это с вашей собакой, бабушка? – спросил Хома. – Чего она то лаяла, то скулила?
Старуха покачала головой.
– Да больная она. Убивать жалко. Она постоянно то брешет, как самошедчая, то скулит, волком воет.
Хома кивнул. Это звучало убедительнее байки про телефон. Он вдруг почувствовал голод, в желудке громко квакнуло. Запах отбивных из-за заслонки в печи ударил в него с новой силой, нос почуял и свежесваренную гречневую кашу, сдобренную чесноком. Рот заполнился голодной слюной.
Сконфуженный, он посмотрел на усталые лица друзей. В их глазах прочел солидарность. Они тоже на вечеринке ничего не ели.
– Ну че, пацаны, – сказал он, – я бы поел чего-нить. Посидим немного, а потом пойдем. Согласны?
– Я бы от водочки не отказался, – крякнул Панчинков, с голодным азартом потирая руки. – Давай, бабка, мечи свое мясо и огурчики!
Голыщенко поморщился. Оставаться здесь почему-то хотелось не больше, чем ночевать на дороге в машине. Но, с другой стороны, он тоже не ел с обеда прошлого дня, и в животе царит неприятная сосущая пустота.
– Ладно, – сказал он и махнул рукой. – Гулять так гулять!
Все трое сели за стол, бабка принялась выставлять еду.
Панчинков разлил по стаканам водку и первый попробовал сочный соленый огурец из миски.
Хома поднес ко рту граненый стакан с мутно-белой жидкостью и залпом опрокинул в себя. На миг у него перехватило дыхание, глаза выпучились. Ему показалось, что у водки странный вкус, но списал на то, что самогон. Наверняка, на травах. Панчик был прав – потом будет, о чем рассказать.