в три дня, уважаемый, – раздельно сказала я, ласково глядя ему прямо в глаза. – И цена – две серебряные лиры.
У старосты дернулся уголок рта.
– Конечно. За тиксу больше не дают.
Я посмотрела на него еще ласковее.
– А если это окажется не тикса?
– Дык кто ж еще, если не она? – фальшиво удивился староста, вильнув взглядом. – Эти ж Твари кладбище как раз и любят. Тела глодают, пока есть время… да тикса это. Точно. Как есть – тикса!
«А говорил, о Тварях ничего не знает, – презрительно фыркнул Лин. – Гайдэ, может, пойдем отсюда? Явно же – врет, сволочь. И платить не хочет, раз легкой работой завлекает».
Я улыбнулась совсем зловеще.
– То есть, – с грозным видом сделала навстречу попятившемуся мужику крохотный шажок. – Если это будет не тикса, вы вправе не платить мне больше двух лир по той причине, что именно эта сумма указана в договоре? И потому, что ни о каких иных условиях тут не упомянуто несмотря на то, что внизу есть для этого особая графа? Так, УВАЖАЕМЫЙ?
Староста уперся спиной в дверь и прижался затылком.
– Иными словами, моя работа, независимо от вида Твари, терроризирующей вашу деревню, составит всего две сраных серебряных лиры, даже если меня там на части раздерут или оторвут одну ногу? Так?!
Мужик икнул и начал медленно сползать вниз.
Я какое-то время смотрела на него, как гадюка – на упитанную мышь. Вернее, мы смотрели вместе, на пару с Лином и медленно свирепеющими Тенями. А поскольку в такие моменты мои глаза начинали светиться разноцветными огнями, то, наверное, этому ушлому слизняку сделалось не по себе. Так сильно не по себе, что даже челюсть запрыгала, как у припадочного. И руки ощутимо затряслись, силясь не выронить возвращенную мною, насильно всунутую в них бумажку.
– Всего доброго, – резко отвернулась я, доведя клиента до нужной кондиции, и быстрым шагом двинулась обратно. – Лин, мы уходим. Наши услуги здесь не нужны.
На единственной улице тем временем начал собираться народ. Такой же серый и унылый, как все вокруг. Женщины – в траурных черных платьях и грубых платках, надвинутых чуть ли не на глаза и полностью закрывающих волосы. Мужчины – с густыми бородами и смутной надеждой на обветренных, уставших лицах. Какие-то вымотанные, высохшие от постоянного страха и ожидания новых смертей. Безоружные, беззащитные, смотрящие с непониманием и стремительно зарождающейся угрозой во взглядах, направленных на побледневшего старосту.
Интересно, как долго в этой деревне не было рейзеров? А если были, то сколько из них посылали такой «договор» подальше? И как быстро все эти люди убьют дурака-управляющего, когда поймут, что находились всего в шаге от избавления? Судя по лицам, Тварь орудует тут уже не один месяц, что бы ни говорил этот урод. Да и народу что-то маловато в деревне. Ни одного старика не видно. Ни одного ребенка. Ни симпатичной молодки, кроме той, самой первой, которая так и сидела мышью в доме