Пэйджи перевернулся на спину и уставился в потрескавшийся потолок, покрытый заплесневелыми разводами. Над изголовьем висело единственное украшение комнаты – пара веточек рябины, перевязанных красной нитью для защиты от злых чар. Рябину ему сюда принесла Травница, когда она еще жила у Лекки давным-давно. Разумеется, такое долго не могло оставаться тайной для местных, и Травнице вновь пришлось удалиться в свою избу за чертой деревни, за березовой рощей у реки.
«Она ушла, и я уйду», – вновь решил Пэйджи, укутываясь одеялом по самую макушку, словно постель могла стать ему убежищем.
Но и этот дом можно было бы вытерпеть, если бы не извечная суматоха, царившая вокруг пасеки и превращающая ее в некое подобие постоялого двора: обитатели деревни приходили сюда без стука, без предупреждения, торговались с Лекки, шарились там и сям по комнатам, ни капли не стесняясь и не церемонясь, что всегда крайне раздражало Пэйджи.
Вот и теперь на дворе вовсю толпились люди: они спешили перед праздником купить заветный и последний в этом году мед, который оставался у пчеловода перед долгой зимой. Попутно местные заглядывались на другие товары: восковые свечи, засахаренные в меду орехи, овощи и сушеные фрукты.
– Наши тыквы всегда больше, чем у остальных! – с гордостью нахваливал Лекки кому-то на улице свой урожай.
Дородный бородатый мужчина, с ног до головы облаченный в черное, осадил пчеловода:
– Не больше, чем у нас.
Половицы в доме скрипели на все лады, ведь покупатели расхаживали по жилищу пчеловода абсолютно свободно. Какой-то горбатый старик вдруг одернул занавеску, служившую мнимым ограждением, прикрывающим вход в покои Пэйджи, и, убедившись в ошибочном направлении, пробормотал:
– Нет, тут никаких сот не вижу… Эй, парень, спи, не обращай внимания.
И занавеска опустилась обратно. Дверей, кроме входной, у Лекки в доме не было. Да и неужели кому-то придет в голову хранить здесь секреты или прятаться от кого-то?
«Я уйду отсюда», – в третий раз, окончательно убедил себя Пэйджи и рывком поднялся с кровати.
Он наскоро оделся, плеснул себе в лицо ледяной воды из щербатого кувшина, и внезапно его внимание привлек отвратительный скрежет. Кто-то стал скрестись в окно с чудовищным звуком, таким, будто само стекло умело истошно пищать. Обернувшись, юноша увидел снаружи дивное диво: златоволосого молодого джентльмена, замотанного в теплый клетчатый шарф. Голову блондина венчали увесистые рога.
Это был Хом. Водрузив каким-то способом на себя разлапистые дубовые ветви, похожие на оленьи рога, он стучал ими в окно, зазывая друга на улицу.
– Вот это корона! – восхитился Пэйджи и, забравшись на подоконник, выскочил наружу прямо через окно. Холодный воздух мигом его взбодрил, прогоняя остатки сна.
– Славь древнего бога Кернунноса! – с показной строгостью приказал Хом в ответ. – Славь Дикую охоту, чтоб тебя!
Он пришел сюда со своим дедушкой, ныне придирчиво оглядывавшим ульи. Хомовский