постные?! Сегодня же праздник!
Тузик радостно залаял.
– Слушай, – обратился Игорь к Петрушке, – Скажи честно, ты нам снишься?..
– Может, и снюсь!.. – хитро прищурился нарисованным глазом Петрушка, – Сны разные бывают, а сегодня – все сны волшебные…
– Значит, и вертеп нам тоже только снится? – почти облегчённо вздохнула я.
– Говорю же: сны бывают разные. Если он вам снится, это не значит, что его нет на самом деле…
– Ох, Юта! – Игорёк изумлённо посмотрел на меня, – Неужели мы сами попали в настоящую сказку?
– Юта? – озорно подмигнул мне нарисованным глазом Петрушка, – Какое странное имя!
– Здесь как раз ничего странного нет, – почти устало махнул рукой Игорёк, – Её все с пелёнок Анютой звали, а она тогда много букв не выговаривала, потому и называла сама себя Ютой. Так теперь её все и зовут!
– Понятно! – ещё шире улыбнулся нарисованным ртом Петрушка, – Вот ты и объяснил, как рождаются легенды. А этот вертеп, который вы сейчас в Сочельник видите в своей комнате, причастен к вашей семейной легенде…
Переглянувшись, мы слово за слово так разговорились с Петрушкой, что и не заметили, как он начал нам рассказывать историю о хозяевах этого вертепа. А произошла эта история много-много лет назад…
Всю Святочную неделю мы чудесным образом оказывались перед волшебным вертепом с куклами на руках, с нетерпением ожидая из нарисованных уст Петрушки продолжения увлекательной истории одной семьи, к которой, как оказалось и мы были причастны…
Давным-давно жила в N-ской губернии M-ского уезда в имении князя Телянинова крепостная девка Дуняшка. Сиротой при жизни вроде не была, но и родителей своих с малолетства не видела. Отослал их барин в какое-то дальнее своё имение, а Дуняшу господская нянька Матрёна выходила. Едва девчушка в разумение приходить начала, взял её барин в дом, в подружки к своей дочери Насте. А няня Матрёна так при них и осталась: присматривала, чтоб не баловались, песенками да сказками забавляла, а по воскресеньям Дуняшу в Церковь Божию водила. Дочка же князя – Настенька – ходила туда со своей маменькой, а то и с папенькой, коли, не занят был.
Росли Дуняша с Настенькой как родные сестрички. Барыня и одевала-то их на один манер. И писать, и читать, и считать Дуняша быстро выучилась. А Матрёна, как стала хуже видеть, так и просила её почитать вслух то Библию, то Святцы. Не нарадовалась старушка на свою названную внучку, и как выдавался ярмарочный денёк, брала её с собой и прикупала ей какой-нибудь гостинец – сахарный кренделёк или пряничную лошадку.
– Вот вырасту, баба Матрёна, – сияла от восторга девочка, – Тоже тебе подарок куплю!
– Да уж куда там! – отмахивалась старушка, – Сама ты у меня такой уж подарочек! – Матрёна пыталась сдвинуть брови.
А Дуняша с ещё большим усердием училась. Барышня языки заморские изучает, и Дуняша не отстаёт, барышня крестом-гладью на пяльцах вышивает,