почему-то не явился.
Волков: Вообще соприкосновение с компетентными органами вселяет в писателей – я заметил просто по тому, что читал, – смесь такого любопытства и страха. Как будто тянет заглянуть в бездну! Так было с Бабелем, когда он дружил – больше, чем дружил, – с женой Ежова. Или с Маяковским, который тоже дружил с чекистами.
Евтушенко: Да, с ЯковомАграновым. Но неизвестно, была ли это дружба. Агранов был необразованный человек.
Волков: Лиля Брик говорила мне, что это быланастоящая дружба.
Причастность к каким-то секретам и к аппарату, одновременно засекреченному и мощному, – что-то есть в этом, наверное, гипнотическое. То, что притягивает писателей. Нет?
Евтушенко: Не знаю, меня это не притягивало никогда.
Волков: Значит, вас бог миловал в этом смысле, Евгений Саныч.
Похороны Сталина
Евтушенко: Это ужасно было – похороны Сталина. Когда люди вдруг начали чувствовать, что шагают по живым человеческим телам, они стали преображаться. И кто-то поджимал ноги, кто-то не поджимал…
Волков: Такой кровавый карнавал.
Евтушенко: Главное – спастись самому, не попасть под ноги другим. Так это я там почувствовал. Мы были вместе с поэтом Германом Плисецким, он, кстати, написал очень хорошую вещь – «Труба». Трубная площадь… Замечательная поэма. И тогда мы – и Гера, и я, и еще там некоторые люди, я не знаю даже, кто из нас был инициатором, – мы поняли, что нужно как-то соединяться, людей объединять, рассекать сегментами буйствующую толпу, иначе она сойдет с ума. И мы стали на цепочки разделять людей: сцепляли руки и рассекали ими бушующее, ничему не подчиняющееся, всклокоченное, взбудораженное море. Море, которое грозило растоптать всех и уничтожить, если ты попадал внутрь этой коловерти. Мы с Германом все время рядом держались, и получилось, что мы с ним были одними из организаторов цепочек, которые спасли очень много людей. А когда я пришел домой – я так и не попал в Колонный зал, где стоял гроб со Сталиным, – мама спросила: «Видел Сталина?» Я сказал: «Да, я его видел». Потому что то, что я видел, – это и был Сталин. И самое страшное было в том, что офицер кричал: «Инструкции нет!» Все ж ему говорили: «Отодвиньте грузовики!»
Волков: То естьтяжелые военные грузовики, которые загораживали проход.
Евтушенко: А он кричит: «Инструкции нет!» Вот это и был Сталин. Его тень зловещая. Когда люди отвыкли действовать как люди. Когда не спасаешь людей, а думаешь о каких-то инструкциях.
Волков: Сколько же народу погибло в этой толпе? До сих пор нет точной цифры.
Евтушенко: Ну, четыреста-пятьсот, это уж точно. А еще раненых было много и потоптанных. Когда я перед работой над фильмом «Похороны Сталина» просматривал уйму киноархивов, я нашел уникальные кадры. Кстати, часть из них – впервые показаны в моем фильме. Например, потрясающие кадры, когда на самолетах свозили цветы со всей страны к Сталину и Красная площадь была просто завалена цветами. Цветы, цветы, цветы… И это мне удалось вмонтировать. Я начинал сначала с цвета, потом переходил на черно-белое,