художника, которого почитал. Потрясающее тщеславие или просто желание поиздеваться над полицией и дать повод для очередной легенды. Каждый раз на месте преступления Маклейн оставлял визитную карточку, украшенную орнаментом в виде созвездия Южного Креста. Странный тип, оригинальный.
Вычислив его принцип, Мартен перепроверил все донесения Интерпола, но ни в одном из них не обнаружил намека на данную закономерность. Похоже, он – единственный в мире сыщик, которому удалось установить закономерность между датой похищения произведения и датой смерти его автора! Молодому полицейскому было неловко заявлять об этом открытии и признаваться, таким образом, в своем превосходстве. Он не сообщил об этом даже своему начальнику, полковнику Луазо. Мартен предпочел сохранить свои предположения в тайне, чтобы иметь возможность действовать самостоятельно, на собственный страх и риск. Гордыня? Конечно, но и свойство характера. Мартен по натуре был одиночкой, в командной работе не блистал. В полной мере его таланты раскрывались, когда он мог себе позволить работать в индивидуальной манере и действовать по своему усмотрению. Этим вечером Мартен собирался поступить именно так и принести в отдел голову Арчибальда на тарелочке с голубой каемочкой. Как обычно, полковник Луазо и его коллеги не преминули бы записать подвиг Мартена себе в заслугу, но ему было безразлично. Он ведь стал полицейским не ради славы и наград.
Мартен опустил стекло старенькой «Ауди». Ночной воздух наэлектризован, пропитан зловещими предзнаменованиями, полон обманчивых надежд. Там, где-то высоко, за окнами фасада музея Орсэ, можно разглядеть огромные роскошные люстры, следы былого величия. Мартен посмотрел на часы – «Омега спидмастер», коллекционные, между прочим, – подарок бывшей подружки, давно исчезнувшей из его жизни.
Наступило 29 июля, годовщина смерти Винсента Ван Гога.
– Поздравляю, Винсент, – просто, по-приятельски произнес Арчибальд, заходя в следующий зал, где размещались знаменитые картины художника: «Сиеста», «Портрет доктора Гаше», «Церковь в Овер-сюр-Уаз».
Он прошел немного вперед и остановился перед самым известным автопортретом мастера. От картины исходило необъяснимое сияние, рядом с ней даже чувствовалась вибрация пространства, в полумраке зала ее бирюзовые краски и серый цвет полыни с зеленоватым отливом слабо переливались. Из деревянной с позолотой рамы Ван Гог не мигая, искоса смотрел на вора. В его неподвижном взгляде было нечто волнующее – казалось, он пристально следит за ним и одновременно хочет отвести глаза. Резкими мазками обозначены суровые черты изможденного лица, в основном скрытого, как языками пламени, оранжевой шевелюрой и бородкой огненного цвета, а на заднем фоне, за его спиной, витиевато клубится какой-то арабский орнамент.
Арчибальд внимательно всматривался в полотно. Ван Гог, как Рембрандт и Пикассо, часто рисовал свои портреты: наверное, ему нравилось использовать себя как натурщика. В своей неповторимой манере на каждом из этих полотен художник