той стене, откуда пришел. Я сразу же очень отчетливо представила, как годами брожу по лесу, копая ямки под саженцы, потеряв из-за проклятого монстра все, чего у меня еще нет, но могло бы быть. Родителей и родной дом, деда и того пока неизвестного, но заведомо самого замечательного парня, которого я еще не встретила.
И не могла, как я теперь понимаю. Просто дед никогда бы этого не допустил. Только перед уходом сюда я внезапно сообразила, почему, едва познакомившись со мной, парни исчезали, не оставив координат. Некоторых почти сразу разоблачал дед, угостив домашней наливочкой и разговорив, другие прокалывались сами, как только попадали в нашу квартиру, заставленную старинной мебелью и антиквариатом.
И как деду удалось уговорить Клавдию Степановну, владелицу четырехкомнатных хором в дореволюционном доме, пустить нас на квартиру, теперь тоже догадываюсь. Понимаю, и почему она потом по-настоящему уважала деда и считала меня внучкой, нянчилась и воспитывала почти двенадцать лет, пока внезапный сердечный приступ не настиг старушку в булочной, когда при ней не оказалось приготовленных Бесом пилюль.
Все это промелькнуло в мозгу не молнией, а обжигающим откровением, заставившим меня снова взорваться ненавистью к проклятому монстру. И пусть он умеет говорить по-человечески и даже читать, на поверку это чудище хуже дикого зверя, который охотится только из-за голода.
– Я никогда не лгу! – закричала, всей душой желая убить, стереть в порошок существо, превратившее меня в шеосса ради дурацких дубов. – И никаких платьев делать не умею, иначе и близко бы сюда не попала! Это ты, гад, убийца, подлец, придумал хитрые правила и ловишь бедных людей, чтобы превращать в своих рабов! Чтоб ты сгорел, чудовище!
Ослепительная вспышка заставила меня на миг зажмуриться, но уже в следующий момент, услыхав потрескивание огня и почуяв едкий дым, я распахнула глаза и потрясенно замерла, глядя на яркий факел, в который превратился шеосс. Но горел не только он, язычки пламени весело лизали своды шалаша и устилающий пол мох, дымились корявые полки и пустая чашка.
Надо бежать, пока не сгорела, мгновенно решил кто-то за меня, и, ринувшись к выходу из шалаша, я принялась яростно раздвигать упрямо не поддающиеся ветви.
– Стой! – властно рыкнул шеосс, и в то же мгновение со всех сторон брызнула вода, словно кто-то нажал рычаг, включающий фонтан.
В несколько секунд я промокла, как сунутый в ванну котенок, и сразу поняла на своей шкуре, почему они так не любят купаться. Очень противно, когда по шерсти течет холодная жидкость, которую невозможно вытереть.
Кстати, пахла она странно, как будто в воду добавили майского меда. Автоматически собрав в позеленевшую ладонь несколько капель, слизнула их, смывая с горла горьковатый запах дыма. Действительно, вкус отдает лимонадом. Я уже осознанно подставила руки под слабеющие струйки, набрала сколько смогла и выпила до последней капли.
– Пункт четвертый, – насмешливо сообщил шеосс, и его голос почему-то показался мне женским, – выпить сока синего дуба, отданного