в вуз с 97 баллами из 100. В то время мне очень хотелось пойти в медицинский вуз и стать врачом, но у меня не было достаточной финансовой возможности для столь дорогостоящего обучения и мне пришлось остановиться на четырёхлетних курсах медсестёр в Университете, покрывая все свои расходы работой в университетской клинике.
В начале моего обучения сестринскому делу меня очень интересовало всё, что происходило в больнице: рождение, смерть, операция, болезнь и т. п. Больше всего меня радовали роды, конечно, при удачном их исходе. Большинство людей, умиравших в больнице, были одинокими, и казалось, совершенно эмоционально не готовыми к смерти. Ещё страшнее, если они, умирая, находились в сознании, и никто из сотрудников больницы, кроме меня, не хотел находиться рядом с ними в этот момент; ни один из них не мог противостоять смерти сильнее, чем сам умирающий. Также врачам и медсёстрам было крайне неприятно иметь дело с подготовкой трупа в морг, и эта хозяйственная работа тоже легла на меня. Я не имела ничего против трупов. Они, конечно, тоже не обращали на меня внимания!
Труднее всего мне давалась хирургия. Были моменты, когда операция определённо спасала жизнь, особенно если дело касалось травм; но было много других случаев, когда, несмотря на хирургическое вмешательство, исход был летальным.
Всякий раз, когда я думаю о хирургии, мне вспоминается человек с раком гортани. В то время врачи университета считались наиболее уважаемыми хирургами и онкологами в стране.
Для лечения рака они использовали оперативное вмешательство, а также лучевую и химиотерапию, чтобы искоренить следы раковых тканей в организме. Казалось, при этом они забывали, что в этом теле должен жить человек. В частности, этот несчастный пришёл в нашу клинику хоть и онкологическим больным, но целым человеком. Он мог говорить, есть, глотать, и выглядел вполне нормально. После операции он лишился гортани, пищевода, языка и нижней челюсти.
Главный хирург, который, кстати, считался «богом хирургии», вернулся из операционной, широко улыбаясь, заявив, что справился с раком. Но когда я увидела результат, мне подумалось, что это была работа мясника. Жертва совсем не могла говорить, питалась через трубку и выглядела гротескно. Что ещё хуже – он потерял всякое желание жить. Я думаю, он предпочёл бы сохранить все части своего тела и умереть целым человеком, способным есть и говорить, чувствуя, что он не внушает ужас своим друзья и близким.
Я была уверена, что должен быть лучший способ борьбы с такими заболеваниями, но я понятия не имела, каков этот способ и как его найти. В университетской библиотеке не было литературы по альтернативной медицине, и никто в медицинской школе даже не намекал на её существование, за исключением отдельных случаев хиропрактики. Так как никто не разделял моего мнения о ситуации, я начала думать, что, возможно, неправильно выбрала профессию.
Кроме того, меня