к стене. На лице не было ни одной эмоции. Что же он все-таки думает обо всем этом?
– Прости. Просто не знала, как еще заставить их отменить наказание, – прошептала я, подойдя ближе к нему. Он поднял голову и впился в меня взглядом.
– Нет ничего зазорного, быть телохранителем у знатной девицы. Нет ничего зазорного в ударах кнутом. Не в первый раз мне их получать.
– Надеюсь, что последний был давно. И постараюсь, что бы их ни было.
– Странное отношение к этому у вас, Госпожа.
– Не люблю, когда бьют людей. Неважно за что! За дело или без. Если есть возможность, я заступаюсь. – Глаза защипали от слез.
– И всегда получается?
– Нет, – прошептала я, голос отказывался меня слушаться. В который раз. Кое-как справившись с эмоциями, посмотрела на Сека снова. – Ты так хорошо помнишь все удары кнутом?
– Хм… нет. Впоследствии они стираются из памяти. – Он какое-то время помолчал. – Но отчетливо помню первый раз… Это было лет восемь назад. Мне было четырнадцать. Моя семья жила бедно. Едва хватало на пропитание. Отец погиб. Я самый старший, и все заботы свалились на меня. Пять братьев и сестер, и больная мать. Не подумайте, что я стараюсь заслужить вашу жалость… Просто хочу, чтобы вы знали. Это был день большой ярмарки. Я не ел пару дней. Вокруг летали запахи, сводящие с ума. Все прекрасно знают, что ждет за воровство. Но я не удержался, стащил маленькую булочку у пекаря, и был тут же пойман. – Мои глаза расширились. – Вижу, и вы помните тот день, Госпожа.
– Мне до сих пор снится это.
– Мне жаль. Вы спасли меня тогда, я выжил, вырос, поступил на военную службу. Многому научился. Моя семья поднялась на ноги. – Сек помолчал и выдал. – Я храню ваш платок. Он, как талисман для меня. – От его слов слезы текли не переставая. Так вот он, какой стал. Красивый, статный молодой человек. Рада за него. Рада, что помогла ему тогда, не только ему. – Не плачьте. Слезы вас не красят. Лучше улыбайтесь. Ведь вы спасли троих сегодня. Братья Лбы будут рады новому назначению. Они хорошие и справные войны. Вы не пожалеете о своем выборе.
– Спасибо, – как могла, улыбнулась ему.
– Не плачьте, – повторил Сек, и провел пальцем по щеке. Кожа была грубой, жесткой. Непривычно. От его пристального взгляда стало не по себе. Только собралась сказать ему…
– Ах, батюшки! Вот ты где! – Няня. Как всегда вовремя. – Что ж это такое, дитятко? Отправила за лекарем, а сама сюда! Да еще в таком виде! Стыд и срам! А если батюшка увидит? Что будет, что будет! – Причитала она.
– Перестань кричать, и батюшка не узнает. – Прервала я ее. – Лучше помоги добраться до комнаты. – Может, это и было грубо с моей стороны, но усталость давала о себе знать. И рана на бедре начала ныть. Всю дорогу до своей комнаты опиралась на няньку. Та же молчала, только иногда пофыркивала. Так смешно было это слышать.
Когда вошли в комнату, лекарь был уже там, и грозно смотрел на меня. Сделав как можно более надменное выражение лица, я легла на кровать. Лекарь остался доволен состояние раны,