«Ч» в аэропорту Харькова. Ну как, встретился… Среди пассажиров, вылетающих в этот северный край, выделялся один, одетый теплее всех и с зелёным огромным рюкзаком из комиксов про туристов.
Рюкзак был ведущим, а то на что он был надет, ведомым. В куче багажа он выделялся как пирамида Хеопса на фоне луганских (тогда ворошиловградских) терриконов.
И когда я говорил, что Серёжа теплее всех одет, это означало, что на нём был овчинный тулуп. Тулуп, а не дублёнка, как некоторые себе могут представить. Помните Шурика в «Операции Ы»? Так вот, такой же, только больше. До пят.
Кроме всего того, что Сережа был вечно пьян, он ещё и холода боялся. Повезло с напарником. Не Джеймс Белуши. Ладно.
Прилетели в Тюмень. Самого полёта не помню, поэтому делаю вывод, что ничего из ряда вон там не произошло. Иное дело полёт в Ханты- Мансийск. Там помню всё до самых мелких деталей. Память мне не изменяет с тюменского аэропорта, где я взял два билета в Ханты-Мансийск и потерял Серёжу. Не навсегда, к сожалению, но в пёстрой толпе северян в тулупе и с могучим рюкзаком он как-то растворился.
Еще в Харьковском аэропорту мы выяснили, что у каждого из нас по две бутылки водки. Времена тогда были остродефицитные, и водка вообще отпускалась по талонам. На севере она никак не отпускалась, а только добывалась. Поэтому, с согласия Горбачёва, провозить с собою можно было не более двух бутылок.
Это я помню точно, как и дальнейшее. Я был в кожаной куртке с сумкой, в которой находились материалы уголовного дела и две бутылки. Серёжа, как я описал, в тулупе и с рюкзаком.
Количество провезённых им бутылок я выяснил позже и не до конца. Одну из них он распил под лестницей в аэропорту Тюмени с первым попавшимся бомжом. Поэтому я его на время потерял.
Как он пил, я не видел, увидел только тулуп, выползающий из-под лестницы, за который зацепился бомж, и звонко выкатившуюся за ними по бетону пустую бутылку. Литровую, блядь.
С этого момента закрутилось… Серёжа с рюкзаком, который он на этот раз категорически не стал сдавать в багаж, стоял в очереди на посадку. Передо мной. Перед ним рамка, возле которой тюменский милиционер с лицом Бельдыева. Молодой и худенький.
Тулуп в рамку пролез, а рюкзак заклинило. Я через эту громоздкость громко говорю милиционеру, что конвоирую эту пьяную вещевую свалку в Ханты-Мансийск, для чего у меня есть пистолет, о котором я вспомнил перед рамкой.
Ещё я вспомнил, что такой же точно пистолет есть и в недрах тулупа, который шевелится в шатающей в такт рывкам напарника антитеррористической рамке, и будет стрёмно, если его найдут.
Серёжа лезет, я кричу, показывая удостоверение сверху рюкзака, рамка разрывается школьным звонком, информируя спецслужбы аэропорта о том, что у подозрительного типа в недрах одежды может быть нечто железное, скорее всего, оружие.
Надо отдать должное жителям севера. Никто в очереди не волновался и не реагировал на затор. Ничего необычного,