на мешковине грёз,
как виртуальный мускул в слабом теле
мечту гиганта на полотна нёс!
Как превращалась точка над пространством
беспомощности – в яркую звезду!
«Ни дня без линии!» – с завидным постоянством
я повторяю аксиому ту,
я утверждаюсь бравым восхожденьем
с клюкой на каждодневный Эверест, —
не ограничен трудностью движенья
хмельной адреналин моих небес!
«Ни дня без строчки!» – Пауль где-то рядом —
передаёт тепло своей руки…
Из-за оков судьбы – обоим надо
к строке и к линии пробиться! Вопреки.
И шёпот авантюрных поколений…
Зиновию Пешкову4
Приёмный сын писателя. Еврей.
В Париже, близ могилы генеральской —
плита. И на могильной ипостаси —
«Легионер». И даты жизни к ней.
Брат Свердлова. Авантюрист. Герой.
Де Голль в друзьях. И Чан Кай-Ши в подручных.
Тогда они любили девок лучших
и пили, и сражались на убой.
Страшила жизнь с отпиленной рукой.
Но в госпитальных белых коридорах
цеплялся за неё, боясь позора
от демобилизаций на покой.
Он – генерал двух армий, полиглот,
порвавший с большевизмом и страною.
Стою, склонившись над могилой тою,
где только камень – зелень не растёт,
где только слово, дата, имя, крест.
Здесь человечий дух и явный гений.
И шёпот авантюрных поколений
разносит ветер кладбища окрест.
Денис Камышев, Ашдод
Время поцелуев
– Марго! Вы вызываете у меня чувство турбулентности, – сообщил секретарше, напоминающей изгибами контрабас, Максим.
– У вас дух захватывает или тошнит? – вяло поинтересовалась Марго, барабаня кровавым маникюром по клавиатуре гудящего от перегрева компьютера.
– У меня кружится голова и замирает сердце… – томно закатил глаза Максим.
– Автор, съешьте яду…
Открылась дверь в кабинет Главного, и из нее вывалился взъерошенный Краснов. Вслед ему слышался хорошо поставленный начальственный баритон.
– Говно ваш Роман! Сопли и жёваная бумага!
– Ты написал роман? – удивился Максим.
– Стажёр мой, Роман. Написал жалостливую статью о геях. Всё бы ничего, да только сын Главного теперь посещает нетрадиционные вечеринки, и поговаривают, что их с «Ромом» связывает пылкая дружба.
– Сын Главного никогда не был геем. Пидор редкий, но не гей, – не отрываясь от экрана, резюмировала Марго.
– Полукарпов, зайди! – выстрелил по селектору Главный, и Максим вполз на вершину журналистского Олимпа.
– Где статья, посвященная Восьмому марта? – пригвоздил его к стенду с графиками кислотно-щелочного баланса Брюс Ронин. – Так и будешь всю жизнь полу-гений, полу-журналист, Полукарпов? Сейчас едешь в клуб… как его? – Ронин достал сверкающий