неизлечимая болезнь. Можно не употреблять вещества, но вести себя, как наркоман в каком-то другом деле: продолжать деструктивные отношения, уходить с головой в религию или сгорать на работе. Моим замещением стало творчество, и это, наверно, не самый плохой вариант. До сих пор, спустя вот уже более 10 лет, оно остается для меня единственной отдушиной.
Наркоману всегда мало, всегда хочется еще. Чувство удовлетворения мелькает лишь на том рубеже, за которым полная потеря сознания. Рискну предположить (но не сочтите это за рекомендацию), жажда подобного рода – весьма полезное качество для фотографа. Ты никогда не бываешь доволен результатом, всегда кажется, что можно попробовать еще, попытаться сделать лучше и совершеннее. Чувство постоянной неудовлетворенности – отличный учитель, который заставляет тебя расти над собой, хотя и обрекает на жизнь в постоянной душевной смуте.
Некоторые мои сюжеты представляются зрителям тоскливыми, если не сказать откровенно мрачными. Я же, наоборот, чувствую покой: когда эту тоску удается сформулировать в тексте или фотографии, мне кажется, ее становится меньше внутри меня.
#система
Довольно скоро я нашел прикладное применение своему хобби и начал ездить с волонтерами в детские дома. Почему детские дома? Во-первых, это был бесконечный кладезь тех самых «тоскливых сюжетов», во-вторых, было приятно, что от фотографического увлечения есть какой-то толк. Кроме того, я обнаружил, что добровольческие объединения по своему характеру были поразительно близки к наркоманским – кучка людей, одержимых одной сверхценной идеей, готовых тратить на нее уйму времени, сил и денег. И, поверьте, многие из тех ребят и девчонок могли дать фору подмосковным торчкам.
Мне запомнился разговор, который произошел в одну из первых или, может быть, даже в первую поездку в детский дом. Волонтеры, взявшие меня с собой, ездили туда постоянно. Я же смутно представлял, что делать, стоя посреди палаты и разглядывая детей, как баран новые ворота. Помню, возле коридора крутился мелкий малец, чумазый, как черт.
– А что ребенок какой-то грязный весь? – спросил я.
– А ты зачем сюда приехал? – переспросили меня не то волонтеры, не то воспитатели. – Возьми и отмой.
Это был катарсис, думаю, в тот момент я постиг ключевой принцип добровольнического движения. После этого старался не задавать никаких вопросов, а просто делал то, что от меня требовали обстоятельства.
Я загружал и разгружал машины с гуманитарной помощью. Вставал в