Зачем же столько крови пролили угнетатели и борцы за независимость? Вопрос оставался без ответа. И я опять прыгнул в агонизирующую Литву. Не только за Муравьевым, но и за ответами. Почему один народ уничтожал не только государственность, но и культуру, веру, язык и, даже, название другого народа? Помимо воли я симпатизировал Литве-Беларуси. Наверно потому, что знал: в меня вплетены гены этого древнего народа. А каждый подсознательно влюблен в самого себя, и все плохое и хорошее эгоистично лелеет в себе.
Вынырнул я уже в 1836 году. Раньше никак не получалось. Муравьев стремительно расширял недоступное нам пространство Времени. В Литве свирепствовала реакция. Восстание уже было подавлено, и сейчас все усилия угнетателей направлялись на уничтожение самобытности народа: уничтожали или переманивали православных униатских священников в Московский патриархат, и в храмах все чаще звучали проповеди на чуждом русском языке вместо родного литовского (белорусского) языка. А в 1840 году литвинов вообще переименуют в белорусов, а их язык вообще запретят. А те, кто писал на родном языке, рисковал угодить на каторгу. Даже большинство местных святых оказались под запретом, а их место заняли новые навязанные Москвой.
Впрочем, мое задание в быстрой поимке Муравьева, а не изучение политики в регионе. И чем позже я нейтрализую сумасшедшего полковника, тем больше он натворит бед. Приборы точно указывали, что он не сидит на месте, а скачет по векам, хоть и избрал своей вотчиной 19 век. Что он творит во Времени можно только догадываться, но после каждого такого скачка увеличивается недоступное нам время.
На сей раз, я сменил одежду богатого шляхтича на мундир офицера оккупационной армии. В мое новое кольцо вмонтировали антирадар, не позволяющий определить мое местонахождение в пространстве. Муравьев наверняка уже знает об очередном визитере из будущего, но устроить засаду с пушкой практически невозможно. А пистолет и сабля едва ли пробьют броню, замаскированную под мою кожу.
Модернизированный «Аладдин» нежным голосом Ионы проинформировал о полковнике. У кольца оказался не только тембр, но и насмешливые интонации Ионы. Зачем Острожский пошел на поводу у психиатров, почему кольцо не обезличено, как в прошлый раз?
«В меня ввела программу Иона! – хохотнуло во мне колечко, прочитав последние размышления. – По своему образу и подобию».
Что-что, а именно это подобие сразу внесло нотку нервозности. И я, на интуитивном уровне почувствовал, что тут уж Иона поиздевается надо мной по полной программе. Это же надо: специалистов из дурдома допустили к «одушевлению» машины времени?! Да это все равно, что безропотного джина из сказки об Аладдине превратить в свихнувшегося злобного ракшаса из фантастических легенд древнего востока.
«До полковника осталось около десяти километров», – подсказали виртуальные губки Ионы. Сообщение предельно информационное, но даже несколько простеньких слов имели эмоциональную окраску. Сами догадываетесь, какую. А что тут удивительного, когда в колечке сидит женщина холерик.
Я