родины. У Йозефа Эрмегана (написание своего имени он изменил, как только получил постоянный вид на жительство) в Швеции уже обосновались несколько родственников. Помимо других, дядя – успешный врач, профессор в области медицинской химии, трудившийся в Каролинском институте.
– Я обратил внимание, что отец получил право работать здесь врачом всего через год. Ему понадобилось лишь окончить какие-то курсы. Мать Жасмин выучилась на стоматологическую медсестру и овладела этой специальностью тоже приблизительно спустя год с того момента, как они приехали сюда. Вся семья получила шведское гражданство уже в феврале восемьдесят пятого. Всего за полгода до того, как убили их дочь. Только тогда они официально подали заявление о разводе. Фактически же разошлись на год раньше, но об этом особо не распространялись. Не хотели, наверное, проблем в связи с их ходатайством о получении гражданства.
«При чем здесь их развод?» – подумал Юханссон, но ничего не сказал и довольствовался лишь кивком.
– Помнишь заявления, которые мать писала на отца? О том, что он якобы избивал ее? Я рассказывал тебе о них?
– Да, – подтвердил Юханссон.
– Заявления также пошли лавиной после того, как они стали шведскими гражданами.
– Да, но это же было разумно, с точки зрения отца, я имею в виду, – сказал Юханссон. – Зачем лишний шум? Он, наверное, обещал ей и ребенку дополнительно небольшое содержание, если она будет держать язык за зубами.
«Что-то его опять повело не в ту сторону», – подумал Ярнебринг.
– Как все складывалось потом? – спросил Юханссон. – Родители Жасмин живы?
– Данных у меня нет. Хотя оба покинули Швецию. Отец перебрался в США в девяностом. Один, женщину, с которой он жил, когда его дочь убили, он оставил довольно скоро. По-видимому, за океаном ему по-настоящему улыбнулась удача. Вероятно, он столь же богат, как Скрудж Макдак.
Владеет большой фармацевтической фирмой. Американский гражданин уже давным-давно. Изменил свое имя, кстати, прежде чем уехал, стал Джозефом Саймоном. Саймоном – по отцу.
– А с матерью что?
– Она, наверное, чокнулась. Вернулась обратно в Иран в середине девяностых. Кроме того, вроде стала мусульманкой. С чадрой и всем таким.
– Приняла ислам, ты имеешь в виду, – сказал Юханссон.
– Да, – подтвердил Ярнебринг. – Начала бегать в покрывале. Или как это называется.
– Выглядит практично, – заметил Юханссон.
– Пожалуй, – согласился Ярнебринг. – Если ты женщина и надо жить в таком месте, подобное по большому счету необходимо.
«Один выжил, – подумал Юханссон. – Он взял себя в руки, избавился от всего худшего в себе и выжил с помощью своей ненависти. Одна, вероятно, погибла или, по крайней мере, сдалась той жизни, которую раньше вела», – подумал он.
– Я немного устал, – сказал он. – Ты не обидишься, если я возьму тайм-аут?
– Ни в коей мере, – заверил его Ярнебринг.
– И мы ведь увидимся завтра?
– Само