переименован в честь Ломоносова! Именно Ломоносов говорил, что поэзия оперирует соединением «далековатых идей». Это сопряжение в стихах Петра Чейгина нарастает панорамически, подвигая читателя на сотворчество.
Сергей Бирюков
«Июльские любовники ленивы…»
Июльские любовники ленивы,
осокою изрезаны закаты,
и ступни ног покрыты желтой глиной.
Рукав закатан, ворот нараспашку —
в воротах окон завиднелись сваты…
Сосватан.
Горькая моя невеста
снимает серьги,
тянется ладонью…
О, забытье чесночного покоя!
Я – маленький, крупиночка среди
полночной толщи тел
на белизне материй.
Я – выбранный, все кончено,
и впредь мне —
вплетать в косицы рисовые зерна.
«Полозьями пресветел день…»
Полозьями пресветел день.
Забава легких пескарей,
в сарае бредень засыхает.
Насколько влажен был июль,
на взгляд меняющий погоду,
увидеть на исходе года
с разбега ртутного столбца.
Ты затерялся между нами
и подношенье полотенц
отложишь, должен ты понять
уловки новых состояний.
Следишь морозную игру,
двойною рамой обескровлен,
над ним то клекоты, то кроны
растущих в землю сладких груш,
и повсеместно греет пламя.
Угомонился. Засыпает.
Снегирь рябиной дорожит
и, снег роняя, улетает.
Темнеет на дворе.
Тепло.
«Когда бы телом дорасти…»
Когда бы телом дорасти
до первовиденья поляны
весенней, где черны изъяны
твоих разборчивых шагов.
Когда бы выкрикнул чирок,
о чем стремит побег мгновенный.
Когда бы объясниться мог
с кольцом, проталиной, Вселенной.
Когда бы хоть одна душа
мне описала жизнь иную
правдивее, чем я хотел…
Но глушит голос вымпел ветра.
«Двойне сорок на крыше ветряной…»
Двойне сорок на крыше ветряной
смешно поговорить о Новом годе,
когда окрестная мелодия заводит
на пьяный сверк коронки золотой
(-бы заманить на угол слюдяной
и выложить намеки о погоде).
Куда там, смехом!
Снеговой удар
сорвет захлебный приступ о свободе…
Одна мелодия по кругу хороводит,
раскладку перьев метит на дома.
«Окно осенней рани. Клеть в миру…»
Окно осенней рани. Клеть в миру.
Фасон стекла выглаживает ветер,
и вакуум фальшивый ровно светит,
нарезан на махорочном дыму.
На