все в точности наоборот.
Или так оно и было?
– Пойдем…
Поднявшись, Филипп потянул его за собой. Франц поплелся следом будто на поводке, глядя на белые пятки брата, мелькающие из-под ночной рубахи. Филипп откинул пуховое одеяло, сел на кровать и похлопал ладонью рядом с собой:
– Иди сюда.
Когда Франц забрался следом – прямо в одежде, – близнец накинул на него теплое одеяло и как следует укутал. Франц свернулся калачиком, положил голову на колени брату и закрыл глаза. Рука Филиппа легла ему на затылок, мягко перебирая волосы. Вернуть чувство реальности мог лишь он один.
– Засыпай…
И Франциск окунулся в иной туман – мягкий, уютный и светлый.
«Засыпай».
«Нужно раздеться… – подумал мальчик, но в кровати было так тепло и уютно. – Сейчас… дрожь пройдет… потом… сниму все…»
Рука Филиппа гладила голову Франца, и тепло, струящееся от его ладони, было столь приятным и мирным, что не прошло и получаса, как Франц провалился в безмятежный сон.
Когда мальчик проснулся, стояла глубокая ночь. Сквозь паутинные занавеси в спальню проникал лунный свет и ложился на пол, рисуя круги, отбрасывая тени от высоких шкафов и придвинутых к стенам стульев. Какое-то время Франц не шевелился – лишь лежал, слушая мерные звуки своего дыхания. Слева слышалось второе дыхание – тише и слабее, будто отголосок его собственного. Мальчик окончательно сморгнул дрему.
Наверное, мать уже заходила, чтобы проверить детей, и теперь все обитатели дома разбрелись по спальням до утра. Хорошо… Тетушка небось тоже в своей кровати сопит в две дырки… Брр…
Франц вдруг вспомнил, что пришло ему в голову во время ужина.
Нет, он не простит Мюриель расправу над бабочками!
Он отомстит.
Хм, а что же снилось ему самому? Кажется, мельница… Да, точно – та самая мельница, которую они видели по пути к тетушкиному дому, но только во сне был не день, а ночь. Мельница стояла на берегу, серебрясь в лучах лунного света, и ее колесо… Оно крутилось! Лопасти зачерпывали воду, поднимали вверх, и с черпаков падали, искрясь под луной, мириады капель.
Франц стоял под мельницей на берегу и смотрел на то, как над головой проносится гигантское колесо. Падающие с высоты капли вспыхивали искрами между звезд, словно драгоценные камни. Он слушал вой ветра. Да, там определенно был ветер: заглушая ночные звуки, он гудел в крыше старой мельницы.
Рассказать бы об этом Филиппу… Слышал ли брат шепот, когда они проезжали мимо реки? Заметил что-то?
Франциск посмотрел на лежащего рядом брата. Его вьющиеся волосы цвета темного дерева разметались по гигантской подушке. Франц хотел было разбудить его, но лицо спящего близнеца – умиротворенное и светящееся, точно у ангела, – заставило мальчика замереть. Несмотря на свой извечный эгоизм, сейчас он не посмел бы тормошить Филиппа – до того сокровенным показался его сон.
Отчего, глядя на брата, он никогда не видел в нем себя?
«Будто в зеркало глядишься, правда?» – спрашивали