две затяжки, опустил руку, практически забывая про сигарету и позволяя ей умереть естественной смертью, истлеть. Отправив её вскоре в пепельницу, Дориан ещё немного посмотрел на линию горизонта, затем опустил взгляд вниз, скользя им по груди и животу и цепляясь за всё ещё яркий шрам на левом боку. Наверное, он никогда не поблекнет, если только не прибегнуть к услугам врачей.
Дома Дориан толком не замечал его, но здесь, когда большую часть времени приходилось проводить в плавках, рубец то и дело приковывал его внимание. Некрасивое напоминание о не менее ужасных событиях. Подумать только, четыре года назад он лишился целого внутреннего органа. И это бело едва ли не самым безобидным.
В голову полезли странные мысли-представления. Как он лежал на операционном столе, избитый до неузнаваемости, а хирург даже не предполагал, что изымал ставший бесполезным кусочек плоти у известнейшего музыканта, в которого вполне возможно влюблена его дочь, если она у него, конечно, есть.
Свет ламп. Наркоз, его можно было не делать, он бы всё равно не пришёл в себя. Да и от новой порции боли хуже бы тогда уже не стало.
Вслед за этими мыслями пришли другие, теперь уже воспоминания. В голове один за другим всплывали кадры той роковой ночи. Вот он пытается сбежать, а его со всей силы швыряют об стену, так, что кажется, будто хребет рассыпался на позвонки. Вот его бьют ногами, пинают, отбивая бока и внутренности, а вот уже кулаком в лицо, в челюсть, раз за разом, пока он не лишается возможности кричать.
Взгляд Дориана невольно упал на правую руку. Холодная сталь. Разрывающая сознание боль и брызжущая кровь, в лужу которой его потом толкали лицом, как нашкодившего зверёныша.
– Подержите этого ублюдка, чтобы не дёргался!
– Допрыгался, сучёнок? Драться решил? Какой ты нам там палец всё показывал? А? Покажи-ка ещё раз!
В голове эхом прозвучал тошнотворный хруст костей, и Дориан мотнул ею, отгоняя настырные воспоминания прочь. Но они не уходили. Эта память навсегда останется с ним. Его персональный крест.
– Ну-ка, покажи ещё раз средний палец. Покажи! Что, не можешь? То-то же, тварь!
– Дайте железку ту.
– Будешь знать, ублюдок, как нарываться. Теперь одной тварью в мире станет меньше.
«Я люблю тебя, Лео…».
Дориан снова мотнул головой, зажмуриваясь. Нет, не вспоминать, не думать. Он же может это сделать, может себя контролировать. Он же нормальный.
– Эй, что случилось? – спросил Эван, заметив его странные движения.
– Ди, что с тобой? – тоже спросил Леон, взяв младшего за запястье.
И вдруг на ещё не потухших углях страшной старой памяти вспыхнули воспоминания другие, совсем свежие, о сегодняшнем утре. Это походило на глобальное извращение: смесь ужаса с желанием, короткое замыкание в мозгу, выведшее его из строя.
– Я в порядке, – на одном дыхании проговорил Дориан и открыл глаза, видя перед собой встревоженное лицо близнеца.
– Не похоже на то, – серьёзно ответил Эван. – Ты, вообще,