любви ко всему английскому – единственная тема, коснувшись которой наверняка удастся потянуть время на уроке. Стоило гадкому Спайкли только попробовать пренебрежительно отозваться о своей стране, восторженно превознося какую-нибудь другую, желательно теплую, как Джим тут же заводился и добрых три минуты расписывал им преимущества быть англичанами от рождения.
Он знал, что они дразнят его, и все равно не мог сдержаться. Свои нотации он часто заканчивал с жалкой ухмылкой на лице, бормоча что-то о хитрецах, которые пытаются сбить его с толку, и о хитрых красных отметках за прилежание в классном журнале, и о том, кто кого перехитрит, когда кое-кому придется отрабатывать дополнительно вместо футбола. Но Англия была его любовью; когда речь заходила об Англии, никому не грозило пострадать из-за этого.
– Лучшее место во всем этом чертовом мире! – выкрикнул он как-то раз. – Знаешь почему? Знаешь или нет, лягушонок?
Спайкли не знал, и Джим схватил цветной мелок и нарисовал земной шар.
На западе – Америка, сказал он, полная алчных идиотов, растлевающих свое потомство. На востоке – Китай-Россия (он не делал между ними никакого различия): рабочие комбинезоны, лагеря и долгий путь в никуда. В середине…
В конце концов они нашли то, что надо, – «Бегемот».
Отчасти это была игра слов с его фамилией Prideaux, отчасти они воздали должное его привычке кормиться овощами с земли и его увлечению физическими упражнениями, что они наблюдали постоянно. Дрожа от холода в очереди в душ по утрам, первое, что они видели, был Бегемот, с трудом шагающий из Комб-Лейна с рюкзаком на горбатой спине: он возвращался с утренней прогулки. Ложась в постель по вечерам, они видели через плексигласовый козырек игровой площадки его одинокую тень, когда он без устали стучал мячом о бетонную стенку. А иногда теплыми вечерами они тайком наблюдали из окон спален, как он играл в гольф старой корявой кочергой, зигзагами передвигаясь по полю; часто это происходило после того, как он читал им типично английскую приключенческую книгу – какого-нибудь Бигглса, Перси Уэстермана или Джеффри Фарнола, – схваченную наугад в захудалой библиотеке. Перед каждым ударом, когда он замахивался кочергой, они ждали, что он крякнет, и редко не бывали вознаграждены. Они придирчиво следили за счетом. Во время крикетного матча между учителями школы он набрал 75 очков и затем вышел из игры, нарочно послав мяч высоко по дуге в квадрат, где стоял Спайкли.
– Лови, лягушонок, лови его, вот так, молодец, Спайкли, – ты правильно сделал, что там встал.
Несмотря на свою терпимость, он также прославился удивительной проницательностью в отношении ловкачей. Тому было несколько примеров, но самым примечательным стал случай, произошедший незадолго до окончания семестра, когда Спайкли нашел в его мусорной корзине черновик контрольной работы, которую им предстояло писать на следующий день, и за пять новых пенсов стал предлагать ее всем желающим. Нашлось несколько мальчишек, которые заплатили ему по шиллингу и провели потом ужасную ночь, зазубривая ответы при свете карманного фонарика. А когда настал