и муниципальных учреждениях, государственных корпорациях, а также в Вооруженных Силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации» (в ред. Федерального закона от 1 декабря 2007 г. № 318-Ф3[113]).
Может показаться, что в первой фразе примечания к ст. 2.4 КоАП РФ просто воспроизведена приведенная формулировка из УК РФ. Однако эта цитата авторами КоАП РФ была вырвана из логического контекста и тематики всей ст. 285 УК РФ, посвященной уголовной ответственности «за использование должностным лицом своих служебных полномочий вопреки интересам службы, если это деяние совершено из корыстной или иной личной заинтересованности и повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства». Таким образом, в УК РФ речь идет о понятии должностного лица в связи с конкретным составом уголовного преступления, в то время как КоАП РФ необоснованно «переиначил» понятие должностных лиц, «значительно расширяя его по сравнению с УК РФ»[114], и на основе этой спорной правовой конструкции сформулировал общее определение их административно-деликтного статуса.
Уголовное законодательство содержит и определение должностного лица как представителя власти, а именно в гл. 32 Особенной части УК РФ, посвященной преступлениям против порядка управления. Так, в примечании к ст. 318 «Применение насилия в отношении представителя власти» установлено, что «представителем власти в настоящей статье и других статьях настоящего Кодекса признаётся должностное лицо правоохранительного или контролирующего органа, а также иное должностное лицо, наделенное в установленном законом порядке распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от него в служебной зависимости». Как видим, и здесь уголовный закон логично и оправданно привязывает характеристику должностного лица как представителя власти к конкретным составам преступных посягательств на представителей прежде всего правоохранительных и контролирующих органов.
В противоположность такому предметно-конкретизированному подходу уголовного законодательства в административно-деликтной сфере законодательного регулирования понятие должностного лица как представителя власти концептуально, содержательно и практически ориентировано скорее на применение к субъектам административной юрисдикции, чем к субъектам административных правонарушений. Однако КоАП РФ произвольно свел все эти характеристики в общую норму примечания к ст. 2.4 своей Общей части.
Таким образом, на основании вышеизложенного получается, что при анализе норм КоАП РФ понятийные характеристики используемого в нем законодателем термина «должностное лицо» возможны только с помощью критерия процессуальной правосубъектности – во избежание путаницы, вызываемой различными статусными и целевыми признаками должностных лиц в нормах Общей, Особенной и процессуальных