он не спит, дайте ему тёплого молока, а если заснул, не будите и приходите с ним завтра в поликлинику.
– Я хочу, чтобы вы его посмотрели сегодня.
– Сегодня не получится.
– Вы же давали клятву Гиппократа!
Отец Бори, Яков Семёнович, слышавший весь разговор, взял у жены трубку и сказал:
– Сейчас врач очень занята, она перезвонит вам через пять минут и обо всём договорится. Дайте мне, пожалуйста, свой точный адрес и номер телефона. Так… хорошо… понятно… А теперь слушайте внимательно. Доктор выполняет свою клятву в поликлинике, с семи утра до четырёх вечера, и, когда протрезвеете, приносите своё чадо туда.
– Вы знаете, с кем вы говорите! Я сын академика Гайлиса!
– Питерса Юриса Гайлиса? – спросил Яков Семёнович.
– Да.
Питерс Юрис Гайлис вёл в их институте семинары по истории и марксистско-ленинской философии. Правда, тогда он называл себя Пётр Юрьевич. Его настоящее имя студент Яша Коган узнал, когда готовился к докладу о роли красных латышских стрелков в гражданской войне. Делать доклад надо было на областной партийной конференции, а взялся Коган за него, чтобы получить освобождение от экзамена. Тему выбрал ему сам Гайлис и в качестве главного источника дал свою диссертацию. Во время подготовки Яша спросил преподавателя, не знает ли он о латышских стрелках, которые сражались против Красной армии. Вопрос Гайлису очень не понравился. Он не хотел вспоминать о тех, кто сражался по другую сторону баррикад, потому что среди них были его родные братья. Сам же он убежал в Минск и сменил имя именно потому, что не разделял их взглядов. Признался он в своём родстве только в конце жизни, когда Латвия отделилась от Советского Союза и в официальной печати вновь образовавшейся республики время, проведённое в дружной семье советских народов, стали называть рабством, а всех сражавшихся против вступления в Советский Союз перевели из врагов народа в национальные герои.
Студенты недолюбливали Гайлиса, считали его демагогом, а однажды на вечеринке в общежитии даже разыграли миниатюру, высмеивавшую его семинары. Кончилась эта история печально: кто-то донёс начальству, и артистов отчислили из института.
– Да, – повторил Эдуард, прервав его воспоминания, – я сын академика Гайлиса.
– А я инвалид войны, – ответил Яков Семёнович, – у меня от ранения бывают приступы шизофрении, во время которых я за себя не отвечаю. Могу, например, прийти к соседям и учинить мордобой. Так что меня лучше не раздражать, понял? – и, не дожидаясь ответа, повесил трубку.
Но заснуть Яков Семёнович не мог и долго ещё ворочался с боку на бок. Он вспоминал рассказы своих сокурсников о Гайлисе, который быстро делал карьеру. После войны Питерс Юрис Гайлис оказался в Латвии и защитил докторскую диссертацию, в которой писал, что в Литве, Латвии и Эстонии в 1940 году произошли революции, и все три государства обратились к советскому правительству с просьбой принять их в семью советских народов. Всесоюзная Аттестационная Комиссия утвердила диссертацию в рекордно короткий срок, а соискателя скоро выбрали в Латвийскую академию наук. Проворочавшись