строит сам, своими руками. Но иногда подсмотреть, что там впереди? – какие трудности, опасности? – это ведь так заманчиво! И это возможно. Так, во всяком случае, говорили наши шаманы. Всякое знание можно использовать. Знание и есть первое богатство человека. Главное, чтобы направить его во благо.
– Вроде как подглядеть? – хитро щурилась Ева. – Но ведь подглядывать нехорошо, ты сама говорила.
Тут мама принималась смеяться, и выяснялось, что этих талисманов у неё всё равно нет. Да и видел ли их кто?.. Но как-то раз надела Мила Антону на шею маленький медальон – металлический кружок размером с мелкую монетку и едва заметным сложным орнаментом по краю, а внутри каплевидный камешек оливкового цвета, того самого, что придавал столь своеобразный оттенок коже сунгов. Надела и рассмеялась – на удачу! Это не талисман, сынок, нет, просто на счастье…
***
А скоро её не стало. Говорили, Мила шла с рынка и попала под копыта лошади. Умерла сразу, не мучилась, приговаривали сочувственно кумушки-соседки и скорбно качали головами. А Анту хотелось взять отцовский дробовик. Как ненавидели они маму при жизни! Отца боялись, но за спиной всё равно шушукались. И за что?! За то, что мама – сунгела, человек другой крови?! Да она была в тысячу раз добрее, умнее и лучше их всех!..
Непроизвольно сжимались кулаки.
Плакала маленькая Ева, коротким своим умишком ещё не всё понимая, но чувствуя – в дом пришла большая беда. И так как раньше, уже никогда не будет.
Марк прятался под кроватью, поскуливая, а отец будто закаменел. Он похоронил жену, ходил на работу в карьер, двигался, ел, вечером ложился в постель (с появлением детей комнатушку перегородили, разделив на родительскую и детскую половины), но делал всё это как заводной. Он не плакал, даже на могиле, во время похорон не плакал, но и не произносил ни слова. И никто больше не видел его улыбки.
Чуть позже Ант узнал подробности. Рябому Твисту, сыну рыночного управляющего и атаману «капустников», отец подарил дорогого скакуна и новую двуколку. Автомобилей тогда в Идиллии почти не встречалось, были они только в Муниципалитете и Жандармерии. Таким образом, подарок считался царским. Но лошадь была не объезжена, а Твист – никудышным наездником. Тем не менее, юнец гарцевал по улицам городка, кое-как справляясь с управлением. Кому-то повезло, успел вскочить прямо из-под копыт. А мама не успела.
Жандармы заводить дело не стали, мол, несчастный случай. Все понимали, что главную роль здесь сыграли деньги господина управляющего. Но и протестовать никто не посмел. Да и то сказать, ну погибла какая-то сунгела. Что ж теперь, бучу поднимать, самому подставляться?! Все знают, какой вес в обществе имеет господин главный управляющий городского рынка…
И когда через несколько дней Лас Кривой кинул клич, дескать, рыночники совсем обнаглели… И дело даже не в пирожках Козявки – хотя и это им тоже зачтётся! – а в том, что метят эти уроды подмять под себя Бараки! Сделать своей территорией, и думают, что им это дозволено! Когда прозвучали эти гневные слова, Антон