из сотрудников правопорядка пожертвовал своей одеждой, чтобы хоть как-то компенсировать мое жалкое одеяние.
После мне рассказали, что я сама прибежала в отделение полиции. Зашла на первый этаж и стала рыдать, умоляя о помощи.
Полицейские пытались добиться от меня показаний, хоть какой-то информации. Только вот кроме имени своего приемного отца и адреса их квартиры я ничего выдавить из себя так и не смогла.
Едва машина полицейских подъехала к подъезду дома Евы и Кая, дверца машины открылась, и меня буквально вытянули наружу сильные мужские руки.
Он никогда еще не показывал мне своих чувств. Были наставления, укоры, советы, но всегда присутствовала холодная сдержанность. А сейчас он впервые так вел себя. Держал меня на руках, словно маленького ребенка. Прижимал меня к себе так крепко, что аж ребра заболели.
– Николай Германович, мы так и не смогли от нее и слова услышать вразумительного. Нам нужно как-то узнать у нее подробности произошедшего, – выйдя из машины, обращается к Каю полицейский.
– Какие показания? Разве не видите, ребенок в шоке. Ей в себя нужно прийти, – бросает он раздраженно, усмиряя офицеров пренебрежительным взглядом.
– Но для поимки похитителей нам нужна информация. По горячим следам проще будет их найти, чем спустя время, – не отстает упрямый полицейский.
– Пройдемте в квартиру. Я подпишу все, что нужно, поговорим наедине,– рычит Кай и, не дожидаясь ответа, развернувшись, направляется вместе со мной к подъезду.
Наверное, я все еще не верила в происходящее. В свое удавшееся спасение. В то, что Руслан, со всей своей бандой отморозков, остался далеко позади. Даже будучи тесно прижатой к груди Кая, я все равно была в каком-то оцепенении. А вот когда мы переступили порог квартиры, и я почувствовала запах родного дома, меня затрясло. Слезы хлынули из глаз ручьями. Беззвучно и неумолимо. Меня трясло, будто в лихорадке. Кай, заметив мою панику, только крепче прижал к себе, ускорив шаг.
Зайдя в мою комнату, уселся на кровать вместе со мной на руках. Я плакала. Навзрыд. До тошноты, до удушья. До невыносимой пульсации в висках. Вместе с горькими слезами из меня выходил весь ужас пережитого. Кай терпеливо держал меня на руках, молча гладил по спине, покачивая словно маленького ребенка.
– Тише, девочка, все хорошо, – его тихий, уверенный голос успокаивал меня, постепенно сводя истерику на нет. Вдоволь наплакавшись, я притихла, находясь в уютном коконе его рук.
– Заходи, – говорит Кай, смотря куда-то в сторону. Оторвав от его груди лицо, вижу стоящую в дверях Еву. Заплаканную, испуганную, обнимающую руками живот. А когда ее глаза встречаются с моими, меня словно ударом молнии поражает осознание действительности.
Я вижу в глубине ее печальных глаз столько всего… и это слишком, чересчур для меня. В них столько любви, столько боли, столько страха. За меня. Мне так больно. Щемит в груди, до зуда, до скрежета. Какой же я была дурочкой все это время! Замыкалась, жила в своем горе, считала себя одинокой,