Дэвид Рансимен

Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней


Скачать книгу

что они хотят изо дня в день, не старалась убедить их желать правильных вещей. У нее не было способности к мудрости, к сложным решениям или к трудным истинам. Демократии были основаны на лести и лжи. Демократические политики внушали людям то, во что те хотели верить, а не то, что они должны были услышать. По словам Платона, они брали их слабости и рядили их в добродетели. Если люди были плохо дисциплинированы, политики говорили им, что они смелые. Если они были расточительны, политики говорили, что они щедрые. Какое-то время это может работать, как часто бывает с лестью. Но в долгосрочной перспективе это грозит катастрофой, потому что невозможно вечно прятаться от своих слабостей. Через какое-то время что-нибудь да случится, и они предстанут во всей красе. И тогда демократиям придется понять, в чем их истина. Но к тому времени будет слишком поздно. Когда истина настигает демократию, обычно она ее уничтожает.

      За два тысячелетия в европейской политической мысли накопилось бессчетное множество вариаций на эту тему. Демократии считались переменчивыми, слишком доверчивыми, бесстыдными, говорили, что им не хватает самоконтроля. Они набирали долгов, потому что не могли сдержать свои аппетиты. Они вступали в глупые и опасные войны, поскольку не могли управлять своими страстями. Они влюблялись в новоявленных тиранов, поскольку не могли справиться со своими трусливыми инстинктами. Самое главное, демократия была формой политики, подходящей лишь для хороших времен: во время кризиса она неминуемо разваливается. Она казалась своего рода мошенничеством, не способным вечно откладывать день расплаты. Единственное, что можно было сказать о демократии с уверенностью, так это то, что она не будет длиться вечно. А если вам встретилась демократия, которая существует давно, вы можете быть уверены в том, что на самом деле это не демократия. Такова оборотная сторона стандартной критики: подлинные демократии не могли быть успешными государствами, следовательно, успешные демократии не могли быть подлинными демократиями. Где-то в них наверняка скрывался автократический центр.

      Токвиль решительно порвал с этим образом мысли. Он не сомневался в том, что Америка была подлинной демократией. И он не думал, что американская демократия хуже, чем кажется. Этого не могло быть при ее очевидных недостатках. Именно внешний облик демократии мешал в нее поверить. Платон назвал демократию наиболее привлекательным политическим режимом. Токвиль считал ее наименее привлекательным режимом, совершенно несравнимым с великолепием и блеском аристократического общества, которое-то как раз знало, как себя подать. Демократиям не хватало дисциплины и достоинства, необходимых, чтобы произвести хорошее впечатление. Так что, конечно, на определенном уровне можно было сказать, что демократии всегда кажутся бардаком. Но философы ошиблись в том, какой именно это уровень. Так вещи выглядели на поверхности. Но в глубине происходило нечто совершенно другое.

      Сопоставляя внешние промахи демократии с ее скрытыми преимуществами,