в него вложить… но, когда мы поравнялись, ветер вырвал из ее рук платок и швырнул мне прямо в лицо.
Перешагнув порог, мужчина окинул взглядом пустую комнату и, неожиданно шагнув в сторону, снял с полки аккуратно сложенный, искусно вышитый платок нежно-голубого оттенка.
– Она замерзла до дрожи. До нитки вымокла. Ей было некуда идти, поэтому я ее… пожалел. – Он со вздохом поднес платок к лицу и коснулся его губами.
– Лотэйнийский шелк, – безошибочно определил я. – Но вышивка старая – сейчас такую уже не делают. Добротная, кстати, вещь. И очень долго сохраняет первоначальный цвет.
Йен подозрительно покосился в мою сторону, а я огляделся и с некоторым удивлением обнаружил, что в комнате довольно много вещиц из этого недешевого материала. Изящный шарфик, забытый на крючке возле входа, просторная накидка с отделанным кружевами капюшоном, совершенно новенькая подставка под вазу с цветами, тонкий плетеный шнурок, идущий вниз от закрепленного на стене колокольчика…
– Элизабет родом из Лотэйна, – ответил господин Дроуди на мой невысказанный вопрос. – Она приехала сюда совсем одна. И сильно тосковала по родине, поэтому каждый год… в день нашей с ней первой встречи… я привозил ей небольшой подарок из ее родной страны. Сорок девять лет подряд. И она это ценила.
– У нее были какие-нибудь враги? – поспешил отвлечь его от воспоминаний Йен. – Может, недоброжелатели? Завистники? Просто люди, которые желали ей зла?
– Элизабет практически не выходила из дома, – покачал головой хозяин дома. – Она не любила людей. И вообще старалась как можно меньше бывать на улице. Смешно сказать, но она боялась открытых пространств. Избегала новых лиц. Поэтому я оградил ее от всего мира, построил вокруг нее крепкую стену и сделал все, чтобы она ни в чем не нуждалась.
Ага. Понятно теперь, почему комнатка такая маленькая. А дом, напротив, такой большой.
– А как давно она стала бояться выходить на улицу? – прищурился я.
– Сколько я ее знал. Из-за этого мы и переехали за город. Почти сразу после того, как стали близки. И поэтому же, кроме дворецкого, который служил еще моему отцу, я почти никого сюда не пускал.
– А в последнее время в поведении Элизабет ничего не изменилось?
– Абсолютно. Она была счастлива здесь. – На лицо господина Дроуди набежала легкая тень. – И каждый день благодарила меня за то, что я смог подарить ей это чудо.
– За ограду она не выходила? – снова спросил Йен.
– Вообще к ней не приближалась. Все, что Элизабет знала, – это дом и наш сад, в котором ей было спокойно и хорошо.
– А как же работа по дому? – озадачился я. – Если у вас не было слуг, то неужели Элизабет делала все сама? В таком огромном особняке?
– Нет, конечно, – невесело усмехнулся мужчина. – Мы широко используем бытовые амулеты: для чистки, уборки, мытья и даже стирки. Поверьте, у меня достаточно средств, чтобы позволить себе тратить их на то, что я считаю нужным. И я часто бываю в столице, где хватает