этой мыслью я останавливалась прямо на улице и глупо улыбалась, пока кто-нибудь из прохожих не толкал меня в общем потоке. Теперь я точно была в твоей власти. И на кончиках пальцев: ими ты набирал сообщение, ими ты трогал и держал меня так крепко, что я растворялась, но не таяла, а проникала в тебя. У нас произошла диффузия. Мы с тобой удивились, что помним это слово из школьной физики. По-моему, отличное слово – и точно про нас.
А потом пришла твоя посылка. Оказалось, у тебя есть почерк, и он отличается от тех буковок, которые сыпались из мессенджера. Я нарядилась в обновки, сфотографировалась в зеркале – и показала тебе себя. Ты написал: «С ума сойти». И добавил несколько нежных слов. Красная телефонная будка примагнитилась к холодильнику, а ручку я спрятала подальше – мало ли что. Вдруг в отеле хватятся, и будет международный скандал.
И только через два или три дня я разобрала ворох пакетов, оставшихся от посылки. Выкинуть я их не могла, для меня это было похоже на святотатство. Да, ничего смешного. И тут под ворохом целлофана нащупала маленький прямоугольник. Почему я не увидела сразу? Настоящий алый цветок с пятью лепестками, запаянный в брикет из белого стекла. Именно такой, как я себе представляла: можно любоваться, невозможно дотронуться.
А спустя четверо суток ты пропал. Отовсюду, со всех радаров. Я спрашивала и спрашивала: «Ты где? Что произошло??» Мои сообщения висели непрочитанные. Ты молчал.
Я вспомнила один наш разговор о возрасте и смерти. Когда ты сказал: «Чем старше, тем любопытнее становится жить. И ещё ведь умереть предстоит – тоже интересно».
Мы никогда не звонили друг другу, так у нас было заведено. А тут я набрала твой номер и безнадёжно зависла на длинных гудках.
В общей сложности я позвонила тебе одиннадцать раз. На двенадцатый раз трубку взяла незнакомая женщина и молодым прохладным голосом известила: «Мы похоронили его вчера. Сердечная недостаточность».
Когда я назавтра проснулась в слезах и пожелала тебе доброго утра, а ты снова не ответил, я подумала, что можно выплакать хоть целую солёную реку и она без остатка растворится в этом океане интернета. Но я всё же хотела бы знать, в каком запаснике, в каком проклятом и драгоценном кэше Гугла уцелел, сохранился наш с тобой рай, который точно был – вот где-то здесь, в двух шагах от реальности, до которой мы не успели дожить.
Защита Лауры[1]
В 16 лет я вдруг выяснил, что настоящее имя любви – Лаура, Лора. Так звали подругу моей матери. Она была старше меня на 20 лет, но это не имело ровно никакого значения. Одним лишь фактом своего близорукого и длинноногого существования (не говоря уже о проблесках взаимности) она упраздняла безнадёжность провинциальной тоски и превращала мир в полигон счастья. С точки зрения моей мамы это был не просто ужас, а «ужас-ужас-ужас». Когда нелегальный любовный сюжет, словно лох-несское чудовище, всплыл на поверхность, мне было сообщено, что это патология, «у нормальных людей так не бывает». Но, во-первых,