спокойно и без угрозы сказал первый. – Сейчас ГИБДД приедет.
Кровь из разбитой брови струилась по Лениной щеке и заливала глаз. В голове шумело. Тоскливое спокойствие, отчаяние и беспредельная тоска затопили его изнутри. Захотелось исчезнуть. Оказаться где-нибудь далеко-далеко.
Леня автоматически вытащил из кармана джинсов заботливо наглаженный мамой платок и стал утирать кровь, заливавшую лицо.
Частным детективам нельзя жениться.
Как, впрочем, и любым нормальным мужикам.
Даже гражданский брак вносит в жизнь мужчины массу непредвиденных сложностей и неудобств.
Об этом я думал, когда телефонный звонок разбудил меня в половине седьмого утра. Звонила моя невенчанная, гражданская супруга Катерина. Катя Калашникова. Кандидат филологических наук. Доцент Лингвистической академии. Интеллектуалка и красотка тридцати с чем-то лет от роду.
Ко всем бесспорным достоинствам Екатерины добавлялся один определенный недостаток. У нее было слишком много друзей и родственников. И в их судьбах она (на мой взгляд) принимала чрезмерно большое участие.
Я встал с постели и поплелся в душ, проклиная всех родичей Катерины Калашниковой, вместе взятых.
Душ в половине седьмого утра – в ту жаркую пору, когда в доме отключили горячую воду, – сомнительное удовольствие.
К тому же в ванной я затеял ремонт. Сооружал навесные потолки с точечными светильниками. По этому случаю привычного света в санузле не было. С наполовину готового потолка свисали провода. Для временного освещения я приспособил настольную лампу (помнится, с ее помощью меня когда-то пытали люди одного полукриминального олигарха). Лампа после того эпизода осталась жива и здорова (в отличие от тех, кто пытал). Теперь она размещалась на кафельном полу в санузле. Ее свет отбрасывал мефистофельские тени.
Я мок под старой коммунальной лейкой. У меня было предчувствие, что после сегодняшнего звонка я не скоро вернусь к мирному навешиванию потолков.
Черт бы побрал Катерину, ее родственников, ее сестру и ее бестолкового племянника!
С Катей Калашниковой наши отношения зашли столь далеко, что я держал свой запасной «Жиллетт» на полочке ее ванной в Петровско-Разумовском переулке. Она хранила свою зубную щетку и свой халатик в моей квартире на Большой Дмитровке.
Однако мы далеко не каждую ночь проводили вместе. Но в то же время Екатерина посчитала уместным поднять меня на рассвете – в тот момент, когда ее племянник попал в беду.
Растираясь полотенцем, я вышел на кухню с видом на Генеральную прокуратуру. Кухня недавно перестала быть коммунальной. Теперь я стал ее единоличным хозяином. Сквозь пыльные оконные стекла кое-где пролегли разводы свежей белой краски. Позавчера я побелил на кухне потолок. Сегодня Катя Калашникова обещала приехать и помыть окна и пол. Похоже, уборка не состоится.
Большая Дмитровка сквозь полубеленые окна выглядела пустынной.
Я бухнул три ложки растворимого кофе в кружку с выцветшей гравировкой