Ассистент герцога почувствовал, как возвращается прежняя нервная дрожь, которую, он думал, удалось обуздать за пять дней бегства из столицы к самому захудалому пограничному пункту. Сюда, должно быть, и новости приходят на полмесяца позже.
Спасительная фраза об украденном документе улетучилась, стоило ему вспомнить о том, как они с герцогом добирались сюда.
Пять дней они путали следы. Почтовые кареты, дилижансы, омнибусы. Пять дней почти полного молчания. Патрон никогда не отличался разговорчивостью, но здесь превзошел самого себя, словно каждое произнесенное слово отнимало у него месяц жизни. Поначалу Юстас недоумевал. Позже злился. В конце концов он начал бояться.
Оставшись наедине с собственными мыслями, Юстас сполна распробовал их горечь. Покушение на президента и убийство полицейского тревожили его гораздо меньше, чем то, что Ян видел последним.
А Юстас видел глаза Яна в тот момент. Мальчишка навсегда запомнит старшего брата таким: ослепленным властью оружия, целящимся в раненого офицера. Нажать на курок было проще, чем вспоминать об этом.
Но перепуганный выстрелами Ян, труп с простреленной шеей и взбешенный Жоакин Мейер отходили в тень, когда Юстас вспоминал о приказе герцога: патрон приказал ему убить его, герцога, сына, которому хватило глупости перейти на сторону народного правительства. Возможно, молчание Спегельрафа было вызвано тем, что Юстас не смог исполнить приказ.
Еще в раннем детстве, когда Юстас только начал осознавать себя чем-то отдельным от матери, он понял, что отличается от других детей. Он не был шумным и суетливым, общительным или, что хуже, болтливым. Изо всех сил он старался быть похожим на тот далекий идеал взрослого, каким тогда казался отец.
Но Юстас рос и замечал в отце все новые и новые недостатки. Идеал начал блекнуть, пока вовсе не потерялся в несуразностях рутины. Но Юстас уже знал, чего стоит добиваться.
Когда он впервые встретил герцога, тот еще занимал пост Верховного судьи Кантабрии. Он был ближе всего к образу собранного, невозмутимого мужчины, к какому Юстас Андерсен стремился долгие годы, дав ему гордое имя – «сверхчеловек». Герцог не проявлял эмоций и не бросался словами. Юстас многим рискнул, чтобы стать его ассистентом. А позже – шпионом.
Но пять дней молчания и невозмутимости после того, как он приказал убить собственного сына… Юстас начал сомневаться: а человек ли герцог Спегельраф?
Сжав трясущиеся крупной дрожью руки, он обернулся на патрона. Тот уже прошел собеседование по поводу пересечения границы и ожидал Юстаса на жесткой скамье, покрытой лаком поверх всех неровностей и бугров. В его уверенных руках была вечная записная книжка в темно-зеленой обложке. Страницы в ней были исписаны мелким ровным почерком, но Юстасу не удалось бы прочитать ни строчки – герцог явно использовал некий шифр. Его спокойствие было спокойствием огромной ящерицы на камне.
– Та-ак… – подал голос таможенник.
Но продолжения вновь не последовало. Вода в чайнике с