вспомнить или нафантазировать что-нибудь необыкновенно хорошее, ради чего только и стоило жить на свете. Только эти несколько минут перед засыпанием и были настоящей жизнью, жизнью для себя, а все остальные часы суток – лишь издержками, необходимой платой за эти сказочные минуты. Они счищали с души всю нанесённую за день грязную пену, обиды, раздражения, пустяки, примиряли с неизбежным и раскрывали новые невиданные горизонты. Что-то сегодня было очень важное, пытался вспомнить Фаназоров, но мысли его упорно вились вокруг президентов, родственников, неприличной сцены женщин в очереди за шоколадкой. Потом он вспомнил нового завлаба, неподготовленный завтрашний доклад, стал прикидывать план доклада, потом подумал, что было бы хорошо, чтобы к рассвету доклад приготовился сам собой или по щучьему велению, и вдруг выплыло это самое главное событие дня – волевой субстрат. Как же можно было забыть про него! Я феномен природы, я могу повелевать. Но откуда он взялся, как оказался у меня? Приснился? Нет, лучше так.
Забрёл я однажды на знакомую поляну, хотел напиться из родника, но, подойдя к нему, увидел кем-то оброненное серенькое удостоверение. Поднимаю его, читаю: «Обладателю сего документа дарован волевой субстрат, посредством которого он может материализовать продукты деятельности своего мозга». Внизу печать с черепом и костями посередине и призывом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» по окружности. Прекрасно! Документ – великая сила. Без документа у нас никто ничему не поверит. Но к делу. Проверим, как он работает. Только на чем? А хоть бы и на роднике! Поставим-ка за ним дугообразную мраморную стенку для защиты от северных ветров. Выкопаем канаву, заложим фундамент на цементе – о, получается! – на него поставим серые мраморные плиты, затем розовый мрамор с белыми пилонами, у стенки сделаем две прочные дубовые скамейки, между ними будет чаша с родниковой водой, за ней в нише стены встанет беломраморный Аполлон, над ним сверху пристроим классический фриз с двумя или четырьмя колоннами. По краям балюстрада, кустарники и статуи обоих президентов. На фоне луга, рощицы и синего неба мраморный ансамбль завораживает глаз – очаровательный приют скитальца. А вот он и сам – тихий небритый мужик с посохом в руке:
– Куда я попал? Тыщу лет здесь хожу, всё хожено-перехожено, а этого, – он показал посохом на ансамбль, – отродясь не видал. Чай, заблудился?
Что ему сказать? А мужик продолжает:
– Слышь, давно ль построили? Чудно!
– Что чудно?
– Знать, недавно. Ещё этому голому ничего не поотбивали. А ты, парень, знаешь что? Давай по доске выломаем – и тю-тю.
– Что вы говорите!
– Я говорю, доски хороши. Одна мне, другая тебе, – и он пнул сапогом скамейку.
– Зачем?
– В хозяйстве пригодится.
– Вы в своем уме?
– Не мы, так другой сломает.
– Да откройте же глаза! – кричу ему. – Посмотрите, красота-то какая! Ведь люди старались, строили, чтобы все радовались. Неужели не замечаете? Как же можно ломать? Это же кощунство, варварство! Ведь так ничего хорошего на земле не останется.
– Да