лдованный, совладать с сергаменой? Вряд ли.
Сдается мне, любые охранительные чары рассыпались бы в прах перед сергаменой, пред его роковым урчанием, пред его величественной ленивой поступью и уж тем более – пред его намерением посягнуть на человеческую жизнь.
Моя лишенная пафоса старость говорила мне: амулеты от гнева сергамены не сохранят. Но, главное, страха перед этим зверем, Зверем Зверей, у меня не было.
Наверное, полюбопытствуете вы, потому я и согласился караулить сергамену, ухаживать за ним, вычесывать его шерсть, лечить его недуги (как часто ему бывало дурно!), ублажать и ласкать его, что я такой храбрый?
Если бы! Мне приказали, я исполнял. Ведь лекарь – это не только призвание, это еще и должность…
Месяц назад сергамену привезли в подарок господину наместнику.
С подарком прибыл некто Радзамтал, высокомерный бородач, отрекомендовавшийся племянником наместника Рина (чем, видимо, и объяснялось высокомерие).
Оказывается, этот сумасшедший любитель механики, я имею в виду – наместник Рина, был связан с нашим господином узами гостеприимства. Вот и решил порадовать наш двор диковинкой. Радзамтал развернул свиток и зачитал приличествующую случаю чушь про то, что дружбе крепнуть, а добрососедству – упрочаться. И своей рукой сдернул льняное покрывало с внушительной посеребренной клетки.
– Ну ни фига себе! – сказал незаконнорожденный сын господина наместника, недоросль и долдон.
– Типа как на кота похож… – отозвался казначей.
– Ну и туша! – всплеснул руками господин наместник. – Это ж сколько мяса…
– Неужто такие водятся в ваших краях? – спросил я.
– В наших краях водится все! – победительно улыбнулся Радзамтал.
Сергамена, измученный дорожной тряской, лежал на полу клетки, подоткнув под живот лапы и подобрав к туловищу свой дивный, гладкий серый хвост.
Зверь едва слышно скулил. Да так жалобно, что у меня, человека несентиментального, да чего там – видевшего не одну войну, у меня, проведшего все три голодных года в осажденной столице, когда люди пожирали друг друга, слезы навернулись на глаза!
– Ути-путичка, какой важный! Недовольный! Скулит, понимаешь! – Увлеченно сюсюкая, господин наместник просунул церемониальную трость между прутьями клетки и начал крутить ее богато декорированным набалдашником у самой морды несчастного зверя.
Сергамена примолк, затаился, но потом вдруг отодвинул лапой трость и искоса посмотрел на господина наместника со смесью снисхождения и презрения во взоре. Так сам наместник смотрел временами на своего сынулю, когда тот озорничал особенно тупо и непотребно.
Впервые я видел, чтобы так смотрели животные.
– Ишь ленивый какой! Играться даже не хочет! – Господин наместник убрал свою трость и, кряхтя, выпрямился.
– Да ему просто не нравится, что дамы не обращают на него внимания. А вообще ужасно славный милашка! – увлеченно воскликнула Амела, молодая жена господина наместника, и бросилась к клетке. Она встала на корточки и просунула между прутьев половинку фруктового пирожного. – Киса-киса-киса! Киса… Ну что же ты? Да ты попробуй, оно же сладенькое!
Сергамена неприязненно отвернулся. Заметив, что девушка не прекращает домогательств, он положил голову на пол клетки и закрыл глаза лапами…
– Ну, не хочешь – как хочешь, – изрекла Амела, разочарованно надув губки. – Или, может, киска намекает мне, что пора рассчитать нашего повара? – добавила она, поворачиваясь в нашу сторону.
Мы все – я, казначей и недоросль – энергично заулыбались, одобрительно похлопывая себя по бедрам. Радзамтал и господин наместник тоже вежливо ощерились.
Пока что Амела была в силе – она еще не успела наскучить мужу и вроде как день ото дня становилась все влиятельнее. Над ее шутками настоятельно рекомендовалось смеяться, чтобы не впасть в немилость. Особенно это касалось «угрюмых, бессердечных старикашек» вроде меня. Да и казначею было чего бояться – ворюгам вопреки распространенному заблуждению живется несладко даже во времена преуспеяния.
– Кстати, а чем он все-таки питается? Этот ваш зверь? – поинтересовался казначей. Он не утерпел и тоже подошел к клетке, придирчиво разглядывая медово-желтые клыки сергамены, двумя клиньями разметившие его лилово-розовую нижнюю губу.
– Питается он ослиным молоком. – Радзамтал сдобрил свой ответ вежественным поклоном.
– И все, что ли?!
– Абсолютно.
– А мясо, мясо ест?
– Насколько мне известно, не имеет такого обыкновения.
– И много ему надо молока? – не отставал казначей, который любил быть в курсе всех трат двора, вплоть до самых мелких, чтобы знать, откуда безопасней всего «отщипнуть».
– Одной миски молока ему хватает на сутки. А то и больше.
– Что ж, это хорошо. Очень хорошо, – довольно осклабился казначей – он ценил экономию.
– Но этого не может быть! Такой большой