хозяйского добра не брала, а тут – целую квартиру мне! Пускай все будет честь по чести, что родным положено, то и останется. А мне много ли надо? Слава тебе господи, такие деньги платили в этом доме! Жила на всем готовом, на черный день кое-что отложила – до смерти хватит!
– А он что ответил, Глеб-то Николаевич? – полюбопытствовала Вета.
– А он… – Мефодьевна помедлила, чтобы подчеркнуть важность момента, – а он встал тогда, руку мою взял и поцеловал. А потом говорит: Анна, что же ты меня за скотину неблагодарную считаешь, что ли? Я, говорит, все, что ценного в доме, продам, все деньги с книжки сниму и тебе комнату куплю. Пресвятая Богородица, говорю, ни к чему мне комната эта! Если вас переживу, то уеду к сестре в деревню, там мне и место приготовлено на погосте рядом с родителями. А если я раньше уйду, то сам меня и похоронишь как положено. На том и порешили и больше к тому разговору не возвращались. Только прихожу раз в сберкассу, а там мне и говорят, что на ваше имя большущие деньги поступили, кто-то перевел со своего счета. Ну кто? Ясное дело, он, Глеб Николаич. Как хотел, так и распорядился, а в завещание меня не включил, чтобы с родственниками не собачиться.
Настал черед Веты тяжко вздыхать – ей-то придется иметь дело с племянником и его жадной женушкой. Хотя, может, книги ее не заинтересуют?
– Ты непременно заходи на днях, – на прощанье сказала Мефодьевна, – он тебе важное сказать не успел… Что-то там по твоему делу, история эта самая…
– Зайду, – сказала Вета уже с лестницы, – на той неделе зайду, после выходных…
Разумеется, она опоздала к семи часам, как было заведено в их семье. Это свекровь поставила такое условие: чтобы все непременно возвращались к строго определенному времени.
«Вы должны так организовать свой день, чтобы к семи непременно быть дома к общему ужину! – говорила она. – Это совсем нетрудно, надо только соблюдать некоторые простые правила, и тогда процесс пойдет как по маслу».
Слово «процесс» был самым употребляемым в ее речи. Уж в процессах-то она понимала, поскольку всю жизнь проработала технологом на пивном заводе имени Степана Разина.
«Я знаю производство изнутри! – говорила она. – Я на заводе прошла путь от простой заливщицы до главного технолога. И я твердо могу сказать: вся наша жизнь – это технологический процесс. И если относиться к ней правильно, как к процессу, то она будет протекать без сбоев и неприятных сюрпризов».
Голос у свекрови был громкий и звучный, слово «процесс» она произносила со смаком, одновременно делая ударения на первом и на втором слоге и растягивая последнее «э». Она вообще очень любила букву «э», говорила не «музей» и «пионер», как все нормальные люди, а «музэй», «пионэр», «милиционэр».
Вета могла бы прочитать свекрови целую лекцию о том, почему она так говорит. Это явление в среде ученых-филологов называется «гиперурбанизм», то есть так говорят люди малообразованные, в основном пожилые, которые в свое время приехали из провинции и старались казаться городскими.
Но, разумеется, ей такое не приходило в голову – еще