любимый десерт – царская забава.
– Да что же такое, в конце концов, за забава?
– Прелестные девицы, прошу простить, чему великий Петр, осмелюсь заметить, придавал государственное значение.
– Николай, вы не изменяете своему жанру. Не опасаетесь быть однообразным?
– Злоустая женщина – не всегда дитя истины, – отозвался Тарутин и с безобидным озорством побежденно сник под взглядом Валерии. – Заранее согласен – медведь с Нижней Тунгуски. Можете убить сразу. Вашей туфелькой. Улыбнитесь еще раз, умоляю. Ну… и глазки у нашего стола! Улыбнитесь. Покажите зубки. Я вас впервые вижу в этом ресторане герцогиней. Кто вы? Что вы? Откуда? Как ваше имя?
«Кажется, у него тоже бездумное настроение, как и у меня уже не первый день», – подумал Дроздов.
– Не ослите, герцог. Изучайте меню.
– Я готов хоть на коленях. Только улыбнитесь. Где ваше герцогство?
– Сидите по-человечески, медведь с Нижней Тунгуски.
Тарутин закряхтел над меню, покорно и театрально проклиная свою недотепистость:
– Гд-х мне-х трех бутылках «Мукузани»?… Глазки, зубки. Герцогиня. Суп харчо. Где я нахожусь? В каком социальном обществе живу?
– Не ерничайте, Коля.
– Я прекращаю…
– Замолчите. Или я упаду в обморок от вашей глупости. Игорь Мстиславович, остановите своего сотрудника, которому пора бы уже не мальчиком, а мужчиной стать.
«Да, конечно, беспечная жизнь на берегу моря. Москва за тридевять земель, и действительно – загорелая герцогиня, изнеженная морем и солнцем», – подумал Дроздов, не без удовольствия наблюдая в этом Богом созданном на берегу моря безлюдном ресторанчике обычно резко острословного Тарутина, но сейчас благодушно занятого меню и не значащей болтовней с неподдающейся Валерией, в тонкой прозрачной кофточке, в белых брюках. Он одновременно поглядывал и на солидного Гогоберидзе, внушительным верчением пальцев объясняющего что-то официанту около буфета.
– Друзья, – сказал Дроздов, – что вы можете обнаружить в этой летописи кулинарии, если сам Гогоберидзе взялся за наши желудки?
– Начали князья про малое говорить будто про великое, – произнесла Валерия, певуче окая, как, видимо, окали на Древней Руси, и медлительно улыбнулась, обдавая светом затененных панамой глаз. – По-моему, на всех нас действует юг как-то оглупляюще. Возникают какие-то миражи. Такая грань между воздушными замками и реальностью…
– К бесу миражи и воздушные замки! Слушайте меня! Это я вам говорю, Нодар! Я командую сегодня! Я презираю всякое дилетантство! Я вас привез в грузинский ресторан, а не в забегаловку!
Гогоберидзе, грузный, обремененный брюшком, выпирающим над тесными джинсами, с волосатыми руками, подошел к столу, отодвинул соломенное кресло, после чего, отдуваясь, сел, обвел всех загадочно-тоскующими глазами, фыркнул крупным носом и бесцеремонно отобрал меню у Тарутина.
– Подкованы мы. Изучаем блюда? Хохот.