и уничтожают их. Вы представляете, как это отвратительно? Они находят некое патологическое наслаждение в уничтожении элементов мировой культуры. Собираются большой, хорошо одетой толпой и неторопливо, продуманно, со сладострастием уничтожают…
– Ай-яй-яй-яй! – сказал я, не сводя глаз с пластыря. – А ведь таких надо вешать за ноги.
– Мы их преследуем! – воскликнул румяный советник. – Мы их преследуем по закону. Мы, к сожалению, не можем преследовать артиков и першей, они, собственно, не нарушают никаких писаных законов, но коль скоро речь заходит о меценатах…
– Вы уже кончили, советник? – осведомился человек с пластырем. Меня он игнорировал.
Румяный спохватился.
– Да-да, нам пора идти. Вы нас извините, – сказал он, обращаясь ко мне, – у нас заседание в муниципалитете…
– Бармен! – металлическим голосом позвал человек с пластырем. – Вызовите такси, прошу вас.
– Вы давно в городе? – спросил румяный.
– Второй день, – ответил я.
– И вам… нравится?
– Красивый город.
– М-да, – промямлил румяный.
Мы помолчали. Человек с пластырем нахально вставил в глаз монокль и вытащил сигару.
– Болит? – спросил я сочувственно.
– Что именно? – надменно сказал он.
– Скула, – сказал я. – И еще должна болеть печень.
– У меня никогда ничего не болит, – ответил он, блеснув моноклем.
– Разве вы знакомы? – удивился румяный.
– Немножко, – сказал я. – Мы поспорили об искусстве.
Бармен крикнул, что такси прибыло. Человек с пластырем сейчас же встал.
– Пойдемте, советник, – сказал он.
Румяный растерянно улыбнулся мне и тоже встал. Они пошли к выходу. Я проводил их глазами и направился к стойке.
– Бренди? – спросил бармен.
– Именно, – сказал я. Меня трясло от злости. – Кто эти люди, с которыми я сейчас говорил?
– Плешивый – это советник муниципалитета, культурой занимается. А тот, что с моноклем, – это городской казначей.
– Казначей, – сказал я. – Сволочь он, а не казначей.
– Да ну? – сказал бармен с интересом.
– Вот вам и ну. Буба пришел?
– Нет еще. А казначей, он что?
– Сволочь он, – сказал я. – Ворюга.
Бармен подумал.
– Очень даже может быть, – сказал он. – Вообще-то он барон. Бывший, конечно. Повадки у него и верно сволочные. Жалко, я голосовать не ходил, а то бы против него голосовал… А что он вам сделал?
– Он вам сделал, – сказал я. – А я ему сделал. И еще кое-что сделаю. Вот такое положение.
Бармен, ничего не поняв, кивнул и сказал:
– Повторим?
– Давайте, – сказал я.
Он налил мне бренди и сообщил:
– А вот и Буба пришел.
Я оглянулся и чуть не выронил стакан. Я узнал Бубу.
Глава десятая
Он стоял у дверей и озирался с таким видом, будто пытался