к воротам деревни целую сумку каких-то купленных по дешевке на последние деньги маечек, цепочек, браслетиков, сережек, кукол… И я, обвешавшись этими цацками с ног до головы, с куклами в руках несколько часов прыгала в комнате перед зеркалом…
Или о том, как самозабвенно я хотела обыграть в финале Кнапе?
Наверное, можно было бы рассказать и о том, как уже в час ночи, стоя на узеньком, но высоком пьедестале, я отчаянно боялась оттуда сверзиться: награждение проводил какой-то крошечный, но очень напыщенный японец с эмблемой Международного олимпийского комитета на пиджаке, и чтобы он дотянулся с медалью до моей шеи, пришлось утыкаться головой в собственные коленки…
А потом заиграл гимн. И я поняла, что слезы от этих звуков текут по лицу сами. Просто текут – и все.
Строить из себя несмышленыша перед журналистом было гораздо проще. Но именно во время той прогулки, сидя задом наперед на спинке скамейки городского парка и болтая ногами в воздухе, я вдруг услышала слова отца:
– Она упрямая, своевольная… Но необыкновенно хороша, когда очень трудно и когда все вокруг складывается против нее. Это я говорю вам как тренер…
Большего комплимента мне не приходилось слышать от него за всю свою жизнь.
Когда журналист наконец оставил нас в покое и мы отыскали для Дедовой в ближайшей ювелирной лавке золотой медальон в виде канадского кленового листа с массивной цепочкой, я протянула оставшиеся деньги отцу:
– Купи себе кожаную куртку. Ты же давно об этом мечтаешь.
Он резко отвернулся и заплакал…
Глава 4. Беглец
За несколько дней до окончания Игр меня разыскал на олимпийской дискотеке капитан нашей команды Давид Амбарцумян. Бесцеремонно выдернул из толпы танцующих и потащил за собой. Я сопротивлялась:
– Давид, ну еще же рано… Ну мы же и так скоро уедем… Куда ты меня тащишь? Что случилось?
Он молчал.
– Да что происходит-то, черт возьми?
Никакой реакции не последовало. Спустя пять минут Амбарцумян втолкнул меня в комнату мужского блока Олимпийской деревни, которую занимали мальчишки из нашей команды. Лица у всех были такие, что в голову автоматически пришла лишь одна мысль: «Кто-то умер…»
Володя Алейник, отводя глаза в сторону, протянул мне большой картонный футляр из-под пластинки. На нем виднелись какие-то каракули.
– Почитай…
Я стала вчитываться в корявые слова. Там было что-то про дешевые джинсы и дефицитные пластинки, про то, что Канада – замечательная страна, и крупно, внизу текста: «Простите меня… Простите… Простите…»
Все еще ничего не понимая, я обвела взглядом парней.
– Серега сбежал. Совсем, – буднично произнес Амбарцумян. – Попросил политического убежища…
Через пару часов о событии наперебой трезвонили уже все канадские и американские радиостанции.
Историю подавали как красивую сказку. Мол, советский прыгун в воду Сергей Немцанов